Истории из параллельной вселенной

– Ты отпустишь меня? – снова подал голос мужчина.

– Нет, – покачала я головой, – не я эти правила придумала.

Он покрылся гусиной кожей и мелко-мелко затрясся. Он вспотел, и его знобило. Ему конец.

– Фундамент этой башни заложил отец, – решила рассказать своему гостю маленькую байку я, – А далее по кирпичику стены строили многие и многие люди. Они не щадили себя на стройке – дневали и ночевали там. Ты разве не знаешь?

– Не помню, – промямлил он.

– Что ж теперь пенять на собак, когда первоначальна башня, – пожала я плечами и подбросила поленьев в топку, – они, эти люди, очень старались – хотели создать что-то внушительное, что-то крепкое и долговечное. Им удалось. Ты как считаешь?

Гость кивнул.

– Я выпущу тебя поутру. И что? Тебя разорвут эти дремлющие животные. Зачем ты пришел сюда? И что ты там делал? Там, в темноте, под дождем?

– Мои дети отомстят за меня, – решил вдруг проявить отвагу этот мужчина.

– Какой глупый народ, – покачала я головой и больше не проронила ни слова.

Скоро рассвело. Я не шевелилась. И мужчина встал. Он сделал шаг, потом второй. Потом он почувствовал свободу и покинул сторожевую башню. Через мгновение раздался взрыв. Собаки повскакивали с мест и кинулись врассыпную. Я вышла следом за ними.

Бедолага подорвался на собственной взрывчатке. Наверное, забыл… Со всеми своими «белыми простынями» и прочее…

Карл и запертая в яму девушка

Карлик по имени Карл сидит на троне, при своих пажах, в короне. Корона ему велика. Велика настолько, что его узкие, хрупкие плечи не могут ее удержать – и корона висит на Карле, как какая-то наградная ленточка – наискосок.

Карл возмущенно разглагольствует, громко попирая честь и достоинство своих пажей, часто повторяется и ходит по кругу. Но пажи сладко спят. На мягких пуховых подушечках, в кружевных велюровых чепчиках, на своих позолоченных стульчиках.

Карл закончит свои упоительно долгие речи, наконец, устанет слушать себя (хотя это бывает крайне редко), занесет свою золотую ложечку и позвенит ею о свой богатый кубок. Тогда пажи раскроют глазки, поднимут головки, сладко потянутся и побредут выполнять свою работу. Обычную работу – ту, что изо дня в день.

Карлика Карла полностью устраивало то обстоятельство, что пажи спят на его собраниях. Ведь меньше всего Карл любил, когда кто-то из пажей высказывал собственную точку зрения. А пока пажи спят, думал Карл, и мнений они не имеют. Они вообще не должны их иметь, потому что я так решил, думал Карл.

Карлику было до изнеможения скучно, он побалтывал своими короткими ножками, сидя на троне, который, к слову, тоже был ему не впору, и суетливо придумывал день напролет новые порядки. Он каждый день вносил новый закон, и пажи должны были его исполнять. А на утро Карл снова вопил исступленно, закатывал глазки в изнеможении и жаловался на судьбу, что его окружают одни только глупцы и воры.

Карл кричал на пажей за неисполнение законов прошлых, нынешних и даже тех, что он не успел еще придумать, а они, неразумные, не смогли в его коронованной головке прочесть. И снова все повторялось по кругу: Карл говорил-говорил, одно и то же по много раз, он с упоением слушал звук своего голоса. Карл в душе был очень счастлив, был очень удовлетворен. А пажи спали, так как менять что-то было не в их компетенции.

Рядом с троном Карла день и ночь сидела древняя старуха. На носу ее ютились очки. Дужка этих очков была сломана, и старуха неустанно жаловалась Карлу на это досадное обстоятельство, и даже говорила: "Хорошо бы, кто-нибудь починил мне очки". На что Карл фыркал, что-то невнятно бубнил и замолкал. И никто не чинил очки старухи, матери карлика Карла.

Карлик Карл был нелюбимым ребенком в семье. Оттого, может быть, он так отчаянно стремился забраться на огромный трон, собрать вокруг себя верных пажей, и, изощренно издеваясь над ними, за их счет казаться себе значительным (значительнее, чем он есть).

Карлик Карл вскарабкался на трон, напялил корону, как ни велика она была, и собрал верных пажей. Он делал, что хотел, ходил на голове, стоял на ушах (на чужих, разумеется), казнил и миловал. И старуха-мать пребывала с ним рядом. Он ненавидел и обожал ее. Хоть она по-прежнему не умела дать ему подлинной материнской любви. Старуха просто не могла и не знала.

Карлик Карл сидит на своем троне, болтает ножками, в своей короне, которая ему велика.