Синьора открыла бутылку с водой, налила немного в мисочку и, пока собачка жадно лакала, легкими движениями рук намочила ей голову и спинку. Пришло время подкрепиться. Синьора по очереди то отламывала кусочки сырных крекеров – для себя, то доставала из пакета бисквит – для собачки. Бисквиты кончились быстрее, чем крекеры, и лисичка недовольно водила носом вслед за загорелой рукой хозяйки. Остатки были разделены пополам. Синьора заставила собачку лечь ей на колени, открыла сканворды и, слегка шевеля губами, начала заполнять пустые клетки. До прибытия в Милан оставалось 4 часа.
Индийские сказки
Поезд медленно ползёт в сторону Джайпура. Тянется десятый час дороги, впереди – ещё два с половиной, позади осталась ночь. С нами в шестиместном купе – три полки по левой и три по правой стенке, – индийская семья, полная коробочка: пожилой индиец с пышными седыми усами, его супруга, их сын с женой и двое детей, девочка лет пяти и трёхлетний мальчик, хорошенькие, смуглые, темноволосые, черноглазые. Накануне вечером, сев в поезд на вокзале Джайсалмера, мы успели только оглядеть друг друга: сначала слегка недоверчиво, а потом, улыбаясь и уступая, застелить полки бельём и лечь спать.
И вот утро. Солнце бьет в пыльные окна вагона, но старается зря: кондиционер ответственно трудится, отрабатывая пометку АС – air conditioner2
– в билетах пассажиров этого класса. Средние полки уже сложены, и мы ютимся в ввосьмером на двух нижних, а по-другому и никак: при разложенных средних сидеть неудобно, а на самых верхних можно только лежать. Но лежать днем не принято.Я жую печенье – скромный дорожный завтрак – и наблюдаю за индийской семьей. Они встали раньше нас, и некоторое время терпеливо ждали, сидя, согнувшись, внизу, когда проснутся эти белые, нездешние, неизвестно, как и зачем попавшие в этот поезд и спящие теперь на средних полках в спальных мешках, – красном и синем – люди.
Взрослые между собой разговаривают на хинди, а с детьми – только по-английски. Брат с сестрой обезьянками прыгают по полкам, болтают, спрашивают и не дожидаются ответа, замирают на минуту, засмотревшись на что-то, и тут же смеются или канючат, меняя тон и настроение с той быстротой, которая присуща только детям и замедляется с годами, как будто старея вместе с нами.
По проходу то и дело пробегают разносчики с чайниками и подносами, впереди себя выкрикивая: "Chai-chai-chai-chai-chai!", "Samosa-samosa!" или "Omelette! Veg cotelette!"3
Кто-то из старших останавливает разносчика, что-то говорит ему, тот убегает и через несколько минут возвращается со стопкой фольговых тарелок, прикрытых картонными крышками. Семья приступает к завтраку: взрослые едят котлеты из смеси овощей и бобов, отрывая кусочки лепёшек чапа́ти и макая их в густой соус. Детям, как настоящим детям, еда неинтересна: девочка под уговоры ковыряет котлету, мальчик мусолит лепёшку, ловко уворачиваясь от любых попыток предложить ему что-то ещё.После еды мама, по-европейски одетая в джинсы и футболку, не отрываясь, смотрит в телефон, что-то бесконечно листая и печатая, печатая и листая экране. Папа, не выспавшись ночью на третьей, самой верхней полке, где он спал вместе с сыном, откинув голову к стенке, тихо всхрапывает. Дед качает на коленях внука, бабушка садится причесывать девочку. Пожилая индианка, она одета в красный шальвар-камиз – традиционный индийский наряд, несомненно, более практичный и подходящий для поезда, чем воздушные сари: легкой ткани шаровары и туника сверху, шею красной лентой обвивает шарф, концами уходя за спину. Ее чёрные с проседью волосы сплетены в длинную, ниже пояса, косу, на лбу – бинди красной краской. И руки – гладкие, пухлые, удивительно не старые руки, которые я замечаю, пока она приглаживает черные кудри и перевязывает растрепавшиеся за ночь хвостики.
Джайпур все ближе, вагон постепенно освобождается. Освобождается и нижняя боковая полка напротив нашего купе. Бабушка с внучкой перебираются на неё и садятся по-турецки рядом друг с другом.
-Granma, tell me a story!
–I've told you lots of stories.
–One more, granma, please!4
Бабушка больше не спорит и негромким голосом начинает рассказ. И так они сидят вдвоем, и бабушка говорит, а внучка, забившись в уголок, слушает и смотрит в окно, и поезд качается и бежит вперёд, на восток.