Истории Хейвена

Рут Арлен Меррилл Маккосланд было пятьдесят, но выглядела она на десять лет моложе, а в хорошие дни — на все пятнадцать. Каждый в Хэвене был согласен с тем, что, даже будучи женщиной, она была лучшим из всех констеблей города. Одни говорили, что это потому, что се муж был главным полицейским штата. Другие же говорили, что это просто потому, что Рут — это Рут. В любом случае все были согласны с тем, что Хэвену повезло с ней. Она была твердой и справедливой. Она могла сохранять здравый смысл в критической ситуации. Это говорили о ней жители Хэвена и еще многие другие. В маленьком городке штата Мэн, управляемом мужчинами с самого своего основания, такие отзывы кое-что значили. Это было достаточно справедливо, она была достойной женщиной.

Она родилась и выросла в Хэвене; она действительно была двоюродной внучкой преподобного мистера Дональда Хартли, который был так жестоко удивлен тем, что город проголосовал за то, чтобы опять сменить свое название в 1901 году. В 1955-м она получила грант на обучение в Мэнском университете — третья девушка в истории университета, которая стала полноправной студенткой в возрасте 17 лет. Она записалась на отделение права.

На следующий год она влюбились в Ральфа Маккосланда, который тоже учился на отделении права. Он был очень высокий. Но со своим шестидесятипятифутовым ростом он был все же на три дюйма ниже своего друга Энтони Дугана (известного среди друзей как Буч, а среди двух-трех очень близких друзей — как Монстр), а над Рут возвышался на целый фут. Он был до странности — почти абсурдно грациозен для такого большого мужчины и добродушен. Он хотел быть главным полицейским штата. Когда Рут спросила его почему, он ответил, что хочет быть как отец. Для того, чтобы стать сыщиком, ему не нужна была степень доктора права, объяснял он; чтобы стать главным полицейским штата требовалось только высшее образование, хорошие глаза, отточенные рефлексы и незапятнанная репутация. Но Ральф Маккосланд желал чего-то большего, чем просто порадовать отца, следуя по его стопам. "Любой, кто, занимаясь делом, не стремится пробиться вперед — либо лентяй, либо сумасшедший", — сказал он Рут однажды ночью за Кока-колой, которую они пили в "Медвежьем логове". Чего он ей не сказал, так как стеснялся своих амбиций, — так это того, что надеялся в один прекрасный день возглавить полицию штата Мэн. Но Рут об этом, конечно, знала.

Она приняла предложение Ральфа выйти за него замуж на следующий год с условием, что он подождет, пока она сама получит степень. Она говорила, что не хочет быть практикующим юристом, но хочет во всем помогать ему. Ральф согласился. Да и любой нормальный мужчина должен был бы согласиться, встретившись с чистыми глазами и интеллигентной красотой Рут Меррилл. Когда в 1959 году они поженились, она была адвокатом.

Она пришла к брачному ложу девственницей. В глубине души она была слегка встревожена — в такой глубине, над которой даже она не властна была распространить свой железный контроль — смутно беспокоясь: а что, эта часть у него так же велика, как и все остальные? — по крайней мере, так казалось, когда они танцевали и обнимались. Но он был с ней нежен, поэтому секундное стеснение быстро перешло в удовольствие.

— Сделай мне ребеночка, — шепнула она ему на ухо, когда он начал входить в нее.

— С удовольствием, леди, — сказал Ральф, слегка задыхаясь. Но Рут так никогда и не почувствовала в себе движения плода. Рут, единственная дочь Джона и Холли Меррилл, унаследовала порядочную сумму денег и прекрасный старый дом в Хэвен Вилледже, когда ее отец умер в 1962 году. Они с Ральфом продали их маленький послевоенной постройки домик с участком в Дерри и в 1963 году перебрались обратно в Хэвен. И хотя ни один из них не пожелал бы ничего, кроме абсолютного счастья другому, оба отдавали себе отчет в том, что в старом викторианском доме слишком много пустых комнат. Иногда Рут думала, что, может быть, абсолютное счастье возможно только лишь в контексте, мелких диссонансов: грохот разбивающейся перевернутой вазы или аквариума, восторженный смеющийся крик как раз в то время, когда вы уплываете в приятную послеполуденную дрему, ребенок, объевшийся конфет в канун дня Всех Святых, которому поэтому обязательно приснятся кошмары ранним утром 1 ноября. В тоскливые моменты своей жизни (она признавала; что их было чертовски мало) Рут иногда вспоминала мусульманских ковроделов, которые всегда намеренно допускали ошибки в своей работе, чтобы восславить совершенное Божество, создавшее их, создания, подверженные промахам и ошибкам. Ей не раз приходило на ум, что в переплетениях честно прожитой жизни ребенок гарантировал такую обдуманную ошибку.