Приехала полиция штата, однако, более обширных поисков не предприняла рапорт Рут, подробный и полный, как всегда, ясно давал понять, что Дэвид Браун, четырех лет, совершенно точно заблудился не в районе их поисков, если только он не был похищен — вариант, который стоило сейчас принять к рассмотрению. К рапорту были приложены топографические карты. На них ее аккуратным разборчивым почерком были сделаны пометки, которые давали понять, что она тщательно руководила поисками.
— Ты сделала все аккуратно и тщательно, Рути, — сказал ей вечером Монстр Дуган. Он хмурился так сильно, что каждая складка выглядела как трещина, оставшаяся от землетрясения. — Как всегда. Но я никогда не предполагал, что ты способна вытворять трюки в духе Джона Уэйна, такие как этот.
— Буч, прости.
— Да ладно… — Он пожал плечами. — Что сделано, то сделано, ха?
— Да, — болезненно улыбнулась она. Это было одно из любимых выражений Ральфа.
Буч задал много вопросов, кроме того единственного, на который ей нужно было ответить: Рут, что стало с Хэвеном? Мощные ветры очистили атмосферу города, и никто из чужих не чувствовал, что в Хэвене было что-то не так.
Но ветры не положили конец неприятностям. И отвратительное колдовство продолжалось. Что бы это ни было, казалось, что оно продолжится в любой момент. Рут полагала, что этот момент наступил. Ей стало интересно, что смогла бы обнаружить команда докторов при физическом осмотре населения Хэвена. Недостаток железа у женщин? Внезапную потерю волос у мужчин? Повышенную остроту зрения (особенно периферийного) в сочетании с удивительно большим количеством отсутствующих зубов? Людей, выглядевших прекрасно, но на самом деле являющихся призраками, которые при общении с вами, кажется, могли почти ха-ха — читать ваши мысли?
Сама Рут потеряла еще два зуба ночью в среду. Один она обнаружила на подушке в четверг утром, нелепое для ее возраста подношение сказочной фее. Другой она так и не нашла. Она предположила, что проглотила его. Это было неважно.
11
Побуждение взорвать ратушу стало сводящим с ума ядовитым плющом, неустанно зудящем в ее рассудке. Кукольные голоса шептали и шептали. В пятницу она предприняла последнюю попытку спастись.
Она решила в конце концов уехать из города — он больше не был ее городом. Она полагала, что, оставшись, она непременно попадет в одну из ловушек, расставленных для нее Томминокерами… как она угодила в ловушку с Дэвидом Брауном, почти как кролик в силки.
Ей казалось, что ее старенький «Додж» не заведется. Они должны были заглушить его. Однако он завелся.
Потом она стала думать, что ей не позволят выехать из Хэвена, что они остановят се, улыбаясь как блаженные и внушая ей свое бесконечное зудение: мы-все-любим-тебя-Рут. Но ее не остановили…
Она проехала по Мэн-стрит и выехала из города. Рут сидела прямо как стрела, костяшки ее пальцев побелели, на лице была печальная улыбка, скороговорки
(он украл дрема она украла траву)
кружились в ее голове. Она заметила, что ее пристальный взгляд прикован к часам на башне ратуши,
(сигнал Рут послать)
(да, взрыв, замечательно)
(бах, взорвать ее, взорвать ее и все дела, на Альтаир-4)
и что она противится изо всех сил. Желание взорвать башню, чтобы привлечь внимание ко всему, происходящему здесь, было безумным. Это было, как поджечь свой дом, чтобы зажарить цыпленка.
Когда кирпичная башня скрылась из вида, она почувствовала облегчение.
На Дерри Роуд она поборола в себе желание заставить «Дарт» двигаться как можно быстрее (несмотря на свой возраст, он ездил еще на удивление быстро). Она ощущала себя беглецом из клетки со львами — беглецом, которому удалось спастись благодаря счастливому случаю, нежели хитрости. Когда город остался позади и зудящие голоса исчезли, у нее появилось чувство, что кто-то должен обязательно броситься в погоню за ней.
Она снова и снова кидала быстрые взгляды в зеркало заднего вида, ожидая увидеть автомобили, догоняющие ее и собирающиеся вернуть ее обратно. Они должны были потребовать, чтобы она вернулась.
Они слишком любили ее, чтобы позволить ей уехать.
Но дорога оставалась пустой… Не было ни Дика Эллисона, кричащего ей из одной из трех городских пожарных машин, ни Ньюта Берринджера в своем огромном салатовом «Олдсмобиле-88». Ни Бобби Тримейна в его желтом «Челленджере».
Когда она достигла границы между Хэвеном и Альбионом, она увеличила скорость «Дарта». Чем ближе становилась граница, — о которой она начала думать, верно или нет, как о некоторой точке, в которой ее бегство станет необратимым, — тем больше последние две недели казались ей просто страшным, беспорядочным сном.
Не могу вернуться. Не могу.
Ее нога нажимала на педаль акселератора все сильнее и сильнее.
Наконец проявилось что-то, о чем твердили голоса, и что хранилось в ее подсознании. Она, в конце-то концов, продолжала получать всю информацию во сне так же, как и наяву. Когда знак, обозначающий границу города