От удара лапой лешая отлетела на край арены, она спрятала лицо с торжествующей улыбкой в песок и ждала команды на прекращение боя, но сегодня его не следовало. Чертовы маги!
Из глубоких борозд на правом плече и бедре струилась темно-зеленая кровь. Держать саблю не было никакой возможности, лишь прижимать к хрупкому на вид телу, и со страхом надеяться, что успеет завершить бой до того, как отключится.
А мантикора от вида крови только разъярилась. Бедняга, сколько же тебя не кормили? Ты же не можешь есть леших! Ну, хорошо, киска. Насмерть так насмерть.
Ловко подобрала выпавший клинок левой рукой, правую плотнее к боку и в атаку. Тут в ход уже пошло не только каленое железо, но и вся скорость, ловкость и выносливость, на которые было еще способно ее теряющее кровь тело. Резкий выпад, кувырок вбок с одной ноги, приземлилась у бока. Клинком рубит по опасному хвосту, одновременно с силой пинает зверя в пустой, почти прилипший к позвоночнику живот. Тут же перекатывается в сторону от мантикорьего прыжка, с нечеловеческой ловкостью подныривает под него. Вот уже спиной приземляется на песок прямо под животом монстра. Понимает, что сил и у самой осталось слишком мало, и поэтому без сожалений вонзает в брюхо свою тонкую саблю, уводя глубоко внутрь ребер, к сердцу.
Будто издалека до нее донесся утробный рев умирающей твари, но в глазах предательски темнело, и она даже не почувствовала, как туша всем весом упала на ее тело.
***
Тише, тише… – сквозь пелену донесся до нее шепот одной из сестер. – Держись, сестра, лес рядом. Держись.Сосенка… – хрипло протянула Лилит, и нащупала сухую ладонь старой подруги и няни одновременно. Когда последнее воплощение Лилит убили, именно Сосенка выходила ее росток. Сколько уже столетий их дружбе?..
Она ощутила, как невесомо раскачивается в воздухе. Картинка никак не соглашалась складываться в привычную размеренность – смазывалась и размывалась, и Лиственница будто все дальше уплывала от собственного тела, так и не передав его новому ростку.
Но дыхание свежего ветра ее обдувало, кожа впитывала свет животворящей луны, и нежные потоки магической энергии не выпускали из своих объятий. Кровь продолжала бежать по венам, резкими толчками выбрасываемая сердцем в аорту. Жива. На этот раз обошлось. Сколько можно так рисковать?
Холодный диск луны еще висел в воздухе, но на востоке небо начинало светлеть. Слишком рано встает солнце летом, не успеешь напитаться лунным светом. Сознание прояснялось, в нос ворвался пьянящий аромат предрассветных трав, сырой земли, густого леса. Она в истоме прикрыла глаза, полной грудью вдохнула дурманящий воздух. Наконец-то дома!
Сестры опустили ее тело на сырую и такую родную землю – толстый слой опавших хвойных иголок слегка пружинил под ее легкой оболочкой. Прикрыв глаза, она не спешила сбрасывать шкуру, и какое-то время просто дышала лесным воздухом, вслушивалась в звуки просыпающегося леса, и нежно улыбалась, как улыбается ребенок после долгой разлуки с матерью.
Хотя почему как? Земля и была ее мамой.
Еще раз глубоко вздохнула, набралась решимости и, плотно закрыв глаза, выпустила из мелкого тела себя настоящую.
Со стороны процесс превращения лешей выглядел жутко: из тела прекрасной девушки начинали лезть сучья, тонкая кожа разрывалась в клочья, из из нее буквально прорастали ствол, ветки и корни дерева. Это было болезненно и одновременно прекрасно и долгожданно. Переживать свое рождение снова и снова, из раза в раз, уже пятьдесят лет – ничто для жизни лиственницы. И помнить не только каждое свое новое рождение, но и предшественниц – каждой из ее рода, кто носил это тело Лилит.
Ее ствол рос выше и выше, из него выбивались ветви и потемневшие к середине лета мягкие иголки. Лешая уже не была похожа на обычное дерево – ветки в нем все больше напоминали сильные руки, ствол потерял свое ровное стремление к небу. Где-то в ее центре проступали вросшие останки некогда прекрасной девушки. Не дерево, но и не человек. Опасное для общества чудовище. Четвертой степени опасности, по гнусной мажьей классификации.
Лешая пошевелила корнями, будто принюхалась к наиболее аппетитному кусочку почвы. И, почувствовав приближение подземного источника, сделала три тяжелых шага и с упоением впилась в землю.
Впереди, спасибо собственной глупости и когтям поверженного зверя, двое суток покоя. Двое суток, чтобы оплакать убитых, оплакать свою жизнь. Весь свой род и все племя.
Наводящие страх лешие давно остались лишь в мажьих сказках. И в вечной памяти, до последнего дерева рода.
Лиственница легко погружалась в воспоминания всех предыдущих леших своего корня. Чтила предшественниц от их лица. А, кроме памяти, им больше ничего уже и не оставалось.
Она помнила все.
Помнила, каким густым и дремучим был их лес в тот год, когда пробудилась первая от их корня.
Эти воспоминания были самыми туманными. В них еще не было разума, но были ощущения, от коры и иголок: свет и тьма, дождь и засуха, жара и мороз. И, конечно, волшебство, энергия которого растекалась по лесу. Здесь, рядом с Бездной, его было так много!