Истории московских улиц

"Широка, просторна страна родная! - писал он, вспоминая свои детские переживания. - Бедна она внешними эффектами, но богата красотами духа!.. И есть одно украшение смиренных селений... Божьи храмы с колокольнями смотрятся в зеркало русских рек. С детства привык я, мой милый друг, видеть такую именно картину на своей родине, на берегах родной Оки. Войдешь у нас в Липицах на горку позади села, посмотришь на долину Оки, верст на сорок видно вдаль. Только в ближайших деревнях своего и соседнего прихода разбираешь отдельные дома, а дальше заметны лишь здания Божьих храмов: красная тешиловская церковь, белая церковь в Лужках, в Пущине, в Тульчине, а на горизонте в тумане высятся каширские колокольни...

Приедешь, бывало, домой на Пасху. Выйдешь к реке. На несколько верст разлилась, затопила всю равнину. И слышишь по воде со всех сторон радостный пасхальный трезвон во славу Христа воскресшего... Ярко и ласково светит весеннее солнышко, шумно бегут по канавам мутные потоки, важно расхаживают по земле грачи, вся земля проснулась и начала дышать, зеленеет уже травка. Оживает природа, и смиренный народ справляет праздник Воскресения. Слышишь, бывало, как несется над рекой пасхальный звон, будто волны новой жизни вливаются в душу, слезы навертываются на глазах. Долго и молча стоишь зачарованный..."

Подобное описанному Илларионом ощущение единства родного пейзажа, храма и светлой радости жизни - и после многих лет советской атеистической пропаганды - все-таки жило в сознании и памяти народа. Всем памятно, с каким восторгом и замиранием сердца читались ходившие в шестидесятые годы в самиздатских копиях "Крохотки" А.И.Солженицына, и особенно миниатюра о церквах "Путешествуя вдоль Оки", в которой речь шла о тех же местах, о которых рассказывает митрополит Илларион. И хотя Солженицын пишет о разрушении, о гибели, об уничтожении, о торжестве зла и смерти духа, читателем вычитывалось иное - о теплящейся еще жизни и о надежде на воскрешение.

"Пройдя проселками Средней России, начинаешь понимать, в чем ключ умиротворяющего русского пейзажа, - говорит Солженицын. - Он - в церквах. Взбежавшие на пригорки, взошедшие на холмы, царевнами белыми и красными вышедшие к широким рекам, колокольнями стройными, точеными, резными поднявшиеся над соломенной и тесовой повседневностью - они издалека-издалека кивают друг другу, они из сел разобщенных, друг другу невидимых, поднимаются к единому небу.

И где б ты в поле, в лугах ни брел, вдали от всякого жилья, - никогда ты не один: поперек лесной стены, стогов наметанных и самой земной округлости всегда манит тебя колоколенка то из Борок Ловецких, то из Любичей, то из Гавриловского..."

Далее Солженицын пишет, что, войдя в село, видишь, что церковь ободрана, разграблена и "узнаешь, что не живые - убитые приветствовали тебя издали". Но весь тон предыдущего описания говорит о прямо противоположном: церкви в разорении - живы, в поругании - не поруганы и еще ободряют, поддерживают слабую душу... Так оно и было.

Илларион в своем образовании прошел традиционный путь сына священника: духовное училище, семинария, Московская духовная академия. Академию он окончил со степенью кандидата и был оставлен при ней для продолжения научной деятельности в области богословия и для преподавания. Темой его научных исследований стало изучение православного учения о роли Церкви в православии. "Вне церковной жизни, - утверждал молодой богослов, - нет истинной веры".

В 1913 году он принял постриг и был наречен Илларионом. В том же году он был утвержден в звании профессора Московской духовной академии, четыре года спустя избран ее инспектором.

Иллариона любили и преподаватели, и студенты. "Высокий и стройный... с ясным и прекрасным взглядом голубых глаз... всегда смотревший уверенно и прямо, с высоким лбом, с небольшой окладистой русой бородой, звучным голосом и отчетливым произношением, он производил обаятельное впечатление. Им нельзя было не любоваться, - вспоминает его ученик С.А.Волков. - ...У него самого была поразительная восторженность и любовь ко всему, что было ему дорого и близко - к Церкви, к России, к Академии, и этой бодростью он заражал, ободрял и укреплял окружающих".

На Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1917 году, собравшемся для восстановления в русской церкви патриаршества, убедительная и яркая, образная речь Иллариона оказала большое влияние на мнение Собора.

"Зовут Москву сердцем России, - говорил Илларион. - Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа должно биться русское православное сердце". (Илларион имеет в виду историческое патриаршее место в соборе, опустевшее после отмены патриаршества Петром I.)