Во флигеле на Мещанской Нечаев обдумывал различные вопросы революционной тактики и теории. Здесь у него родилась идея использовать в боевых действиях революции "подонков общества", уголовников, и он направил несколько студентов на Хитровку для организации там кружка. Была у Нечаева и теория устройства будущего коммунистического общества - государства трудящихся, основой которого признавался всеобщий обязательный труд и в котором отказ от работы наказывался смертной казнью.
Нечаева снедала жажда власти и славы, у него была мечта путем революции добиться того и другого. И более всего он боялся, что в случае разоблачения его лжи он лишится власти над вовлеченными им в "Народную расправу" людьми, тем более что, по отчетам, в кружки уже было завербовано более трехсот человек.
Один из студентов Петровской академии по фамилии Иванов - "прекрасный человек", по характеристике В.Г.Короленко, почувствовав обман, стал настойчиво расспрашивать Нечаева о Комитете, просил назвать хотя бы одно имя, говорил, что иначе выйдет из организации, так как не может быть чьим-то слепым орудием. Нечаев предъявил членам главного кружка письмо из Комитета, в котором говорилось, что Иванов является провокатором и его следует ликвидировать.
Нечаеву удалось склонить товарищей к убийству Иванова. Иванов был убит.
Но вскоре убийство было раскрыто, "нечаевцев" арестовали. Самому Нечаеву удалось скрыться за границу.
На суде, материалы которого публиковались в газетах, открылась вся правда о Нечаеве, "Народной расправе", его деятельности, взглядах и теориях. Общество было поражено и возмущено.
Ф.М.Достоевский пишет роман "Бесы" о русских революционерах - Нечаеве и нечаевщине.
Нечаев и нечаевщина вызывали в широких кругах революционного движения осуждение. "Проходимец", - отозвался о Нечаеве Карл Маркс, "революционным обманщиком" назвал его В.Г.Короленко.
Но после Октябрьской революции в 1920-е годы выходит ряд исторических работ, в которых Нечаев изображается как герой, пламенный революционер, сильная личность. В последней по времени подобного направления работе статье кандидата исторических наук Ю.А.Бера, опубликованной в журнале "Вопросы истории" в 1989 году (и надобно сказать, в последующих номерах журнала вызвавшая много критических откликов), содержится отгадка послереволюционного поворота к героизации образа Нечаева. Автор для подтверждения своей правоты обращается к авторитету В.И.Ленина, но не совсем обычно.
"В.И.Ленин в своих произведениях, - пишет Ю.А.Бер, - не упоминает Нечаева. Но В.Д.Бонч-Бруевич, ряд лет работавший с Лениным и, возможно, не раз говоривший с ним о Нечаеве, настаивает на том, что характеристика Нечаева частью русских революционеров была неправильной".
Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях пишет об отношении Ленина к Нечаеву в совершенно определенный период ленинской биографии в начале 1900-х годов, когда он, находясь в эмиграции в Швейцарии, "занимался организацией партии нового типа".
"Относясь резко отрицательно к "Бесам", он (Ленин. - В.М.), - пишет Бонч-Бруевич, - говорил, что здесь отражены события, связанные с деятельностью не только С.Нечаева, но и М.Бакунина... Дело критиков разобраться, что в романе относится к Нечаеву и что к Бакунину". Совершенно ясно, что Ленин пытается смягчить образ Нечаева, созданный Достоевским, путем списания части присущих Нечаеву мерзостей на Бакунина.
Бонч-Бруевич пишет, что к Нечаеву "в эмиграции большинство относилось с предубеждением". Возможно, Ленин поэтому и не упоминает его в своих сочинениях, чтобы не идти против общественного мнения, но, пишет Бонч-Бруевич, Нечаевым Владимир Ильич "сильно интересовался", ходил в библиотеку читать его работы и прокламации, рекомендовал переиздавать их с предисловиями.
И, что особенно любопытно, Бонч-Бруевич отмечает устремленность занятий Ленина в будущее, изучение литературы для практического применения: "Вообще Владимир Ильич обращал очень серьезное внимание на образ поведения каждого революционера, на его личную жизнь, на проявления его в обыденное время и во время революционной работы, и, наблюдая за этими периодами жизни, он делал, очевидно, вывод для себя самого, насколько приготовлен тот или другой товарищ для работы в подпольной нелегальной и боевой обстановке. И я думаю, что эти выводы и эти наблюдения помогли ему, когда пролетариат взял власть в свои руки и когда наша партия должна была возглавить управление страной".
Дом № 7, соседний с перловским и примыкающий к нему стена к стене, принадлежит к иной эпохе и иному стилю: это дом советского, сталинского времени. Он очень велик, занимает три прежних владения и состоит из трех объединенных корпусов, его стены (в отличие от зданий предшествующего этапа советской архитектуры - конструктивизма) украшены декоративной лепниной, но совсем иного характера, чем декоративные детали дома Перлова. Этот дом характерный образец начинавшегося тогда и нащупывающего свой путь архитектурного стиля, впоследствии получившего неофициальное, но общепринятое название сталинского.