— Значится так, Степан Никодимович! — начал по привычке первая скрипка Рукавишников. — Узнали мы, что у нас в городе интересный концерт намечается.
— А из музыкальной общественности на концерте гулькин хрен! — поддержал Рукавишникова, спрятавшись за его худую спину, толстячок флейтист Харин.
— А раз дело такое… непорядок это… мы за контрамарками пришли. — Подытожил разговор широкоплечий красавец Оренбургский, чьим постоянным уделом были ударные.
— Все трое?
— Да… — грустным дружным хором ответили посетители.
— За тремя контрамарками?
— Да… — еще более грустно и как-то более тихо ответили городские музыканты.
— Значится так, господа хорошие. На этот концерт никаких контрамарок не существует. Есть только пригласительные. Цену знаете?
— Мы же музыканты, народ небогатый! — завела первая скрипка.
— Где нам такие евро найти? — заныла флейта.
— Войдите в положение! — ухнули ударные.
— У нас только на этой неделе пять похорон было. Так что, господа, или деньги, или концерт без вас.
Господа музыканты помялись, а потом стали мять в руках бумажки с вожделенными евроденежными знаками. И тут в голову Христофорову пришла замечательная мысль! Он открыл ящичек стола, в котором держал пригласительные, дрожащей рукой вытащил один единственный билет, после чего произнес трагическим голосом:
— Господа! У нас проблема! Остался один пригласительный. Только один! Последний!
— А нам-то что делать? — недружным хором спросили музыканты-просители.
— Есть один выход, господа музыканты, из уважения к вашей профессии, я этот последний пригласительный не зажилю, а отдам вам. Только вы выйдите, поговорите, решите сами между собой, кому он достанется. А я ему и передам пригласительный. Чего остолбенели? Вон из кабинета, бля!
От крика руководителя филармонии музыкальная братия очнулась и вывалила на улицу. Примерно минут через сорок-сорок пять в кабинет Христофорова ввалился Оренбургский. Видно было, что красота и молодость победили. Правда, победа не далась молодости так просто. Оба глаза цвели наливающимися фингалами, правый рукав пиджачишки был оторван почти весь, а левый отсутствовал как исторический факт, шишка на лбу и испачканные брюки завершали общую картинку.
— Вот!
И музыкант выложил на стол перед Христофоровым долгожданные евро.
Степан Никодимович отдал тот самый пригласительный билет, и весь день настроение у него было лучше лучшего.
В эти два месяца не было в Нижнем Вьюганске человека более влиятельного, чем Степан Никодимович Христофоров.
Каким-то чудом было закончено строительство его загородного дома, из ложной скромности именуемого «дачей». Все, даже отделочные работы, которые провели в самый сжатый срок. А мебельщики за смешные деньги не только сделали прихожую и кухню, а даже умудрились их смонтировать как раз за два дня до концерта! О других благах цивилизации, которые сыпались на Христофорова, как из рога изобилия я промолчу. Каждое кресло в зале, каждый приставной стул был оплачен потом и кровью, а не только деньгами!
Но вот наступил
А руководитель филармонии поспешил проверить, все ли готово к концерту. На его счастье, настройщик, уже неделю возившийся с их стареньким концертным роялем заявил, что с полчаса как работу закончил, и теперь на рояле не стыдно было бы играть и самому Рихтеру. А Христофоров подумал, что приезд Рихтера он бы точно не пережил, а вот факту, что рояль готов, был, несомненно, рад. Тут настройщик, чтобы закрепить у заказчика уверенность в готовности сложного аппарата, нажал на какую-то клавишу. Клавиша скрипнула, раздался неприятный скрежет, и настройщик, побледнев, выдав порцию площадного крепчайшего мата, тут же погрузился в недра рояля. Степана Никодимовича пробил холодный пот. Окончательно рояль был готов за два часа до концерта.