Истории о котопёсах и их хозяевах

Фронт потихоньку двигался вперед. Бойцы ремонтной базы работали в три смены. В часы отдыха шли разные разговоры, в смену Кота сопровождаемые мерным урчанием Лелика, лежавшего у него на груди.

– А ведь черных котов на державной Руси завсегда уважали. Именно их в новый дом запускали, чтоб место под кровать отыскали. Считалось, что они счастье и удачу в дом приносят. А инквизиция в Европе их сотнями изничтожала, считая прислужниками дьявола, – стал рассказывать Хоттабыч, много читавший и знавший много разных исторических фактов.

– Ага, то-то Хоттабыч крестится при налетах да на Лелика поглядывает, – заметил недавно прибывший в бригаду Мишка.

– А ты как думал? Мы же варвары, в нас христианство пополам с язычеством живет. Вера, она из души и от сердца идет. Вот ты в укрытие бежишь, разумом понимая, что там безопасней, а потом сидишь и крестишься – это уже вера работает. Так и живем, – ответил ему Хоттабыч.

– А Лелик тогда что такое?

– Лелик-то? – Хоттабыч посмотрел на подросшего котенка. – Локатор Лелик-один, кот армейский, технически оснащенный радаром.

Все засмеялись. Котенок встрепенулся, потянулся, зевнул, лизнул Сереге руку и, свернувшись в клубок, отправился спать.

– Вот ты намудрил, Хоттабыч, – подколол того Мишка.

– Дай Бог, поживешь с мое, и ты мудрить начнешь, – усмехнулся в ответ Хоттабыч, поглаживая бороду.

И было это движение такое знакомое, что казалось, выдернул он волосок, сказал заветное «тибидох» и пожелал пацанам живыми вернуться…

Сказка про Ваську

В одной небольшой деревушке, у черта на куличках, в ладненькой избушке, у опрятненькой старушки Лизаветы жил-был кот Васька… В масле не катался, но домашней сметанкой хозяйка баловала. Матерым котом был Василий. Не раз он дрался с другими котами, да и собакам отпор давал. А собак в деревне было целых шесть штук. И был среди них один расхристанный кобель, к которому у Васьки были особые «чувства».

Здоровый такой пес Буян, но брехливый и трусливый, весь в хозяина. Хозяин его, Фаддей, был из той породы людей, которые ростом и телом не вышли, а все норовят ехидными подковырками да из-за чужой спины обхаять да облаять. Вот и пса такого воспитал.

Лизавету же в деревне любили и уважали. Сама опрятная да ухоженная, к людям с уважением да лаской. Она и дом, и двор в чистоте да аккуратности содержала. Летом на огороде всякие овощи сажала, урожаи собирала. В лес по ягоды да грибы ходила. На зиму запасы делала. А какие пироги она пекла! Как зачинала тесто месить, да начинку набирать, да в печи выпекать, аромат такой над деревней плыл – у всех слюнки текли.

С Васькой они дружно жили. Она его любила, он ее уважал. Прибился он к ней маленьким, сам пришел. Потом уже Лизавета выяснила, что это у Марьи Федоровны кошка за котятами не уследила. Та все сетовала, что не мать, а так, погулять вышла, совсем за потомством, как подросли немного, не смотрит.

Ничего сверхъестественного или умопомрачительно обаятельного во внешности Васьки не было. Кот как кот. Ни тебе рыжины огненной, ни галстука белого на черном фоне, ни дымчатого перелива, так, серо-буро-малиновое произведение природы. А вот поди ж ты, приглянулся Лизавете. Зато телом вышел. Шутники деревенские смеялись, говорили, что Лизавета кота на пирожках подняла. Так и жили, не тужили.

Васька часто подкарауливал Буяна. Бежит тот по деревне, брешет на всех, тут с забора али с ветки дерева – Васька. Как прыгнет ему на холку, как вгрызется в ухо, прицепится, как клещ – визгу на всю деревню. И за это все люто осерчал Фаддей и на Лизавету, и на Ваську. И задумал черное дело…

Как-то весенним вечером в доме Лизаветы раздался стук в дверь. Пошла она открывать, видит, на пороге Фаддей стоит, качается. Сразу видать, для храбрости и куража ради на грудь принял.

– Шел бы ты, Фаддеюшка, домой, – с улыбкой сказала ему Лизавета.

Тот в ответ глаза сузил, запыхтел, оттолкнул Лизу да в дом забежал. Дверь захлопнул, хозяйку за руку схватил и в кухню потащил.

– Ты что творишь, охальник! Ну-ка быстро меня отпустил! – возмутилась Лизавета.

А Фаддей в раж вошел, разума не стало, одна злость да обида в крови бурлит.

– Ты, Лизавета, своего Ваську унять не можешь, значит, я его укорочу! – перешел на крик пьяный мужик. – Он моему Буяну все уши погрыз, шерсть клочками повыдергивал.

– Господи, Фаддей, да твой Буян в пять раз больше моего Васьки. Он что, сдачи ему дать не может? – укоризнено вскликнула Лизавета.

– Все, нечего тута разговаривать. Не хочешь, чтоб я кота прибил, давай кон… кор… контрибуцию! Вот!

– Какую такую контрибуцию?

– Пять тысяч с тебя за моральный и физс… физфи… физический ущерб, – просипел уже сильно опьяневший Фаддей.

– Да ты обалдел, что ли? Какие пять тысяч?

– А такие, что у тебя в заначке лежат. Ты ж вон какая богатая у нас, одна живешь, детей нема, мужей нема, все в кубышку собираешь, – изгалялся лиходей, подтаскивая Лизавету к старинному массивному буфету.