Истории о призраках

Он успокоился, чувствуя, что ему ничто не угрожает. Здесь его не ждали, а значит, против него ничего не замышлялось. Его одолевала сонливость. Пребывая в полудреме, он все же боролся со сном, как ему казалось, успешно, пока не встрепенулся от адского гвалта. В жизни он не слышал таких скрипучих, пронзительных криков. Ведьмы яростно грызлись друг с другом, споря о чем-то. Предмет спора остался в стороне, и теперь они поливали друг друга оскорблениями, дышали старческой злобой в свирепой сумятице. Взгляд черных глаз цыганки метался от одной к другой. Бирн никогда еще не чувствовал такого отчуждения в присутствии человеческих существ. До того как он догадался, что же служило причиной их перепалки, девушка вскочила, громко застучав кастаньетами. Стало тихо. Она приблизилась к столу, склонилась над ним и, глядя в его глаза, твердо проговорила:

– Сеньор, вы переночуете в комнате архиепископа.

Ведьмы не стали возражать. Тощая, переломленная пополам, теперь опиралась на клюку, а оплывшая взялась за костыль.

Бирн встал, направился к двери и, повернув ключ в огромном замке, спокойно опустил его в карман. В дом можно было попасть лишь этим путем, и он не желал быть застигнутым врасплох опасностью, что могла притаиться за его стенами.

Обернувшись, он увидел, как на него молча смотрят ведьмы, прислужницы дьявола, и девочка, дитя сатаны. Он подумал о Томе: так ли осторожен был тот минувшей ночью? Эти мысли пробудили в нем странное ощущение того, что его товарищ где-то рядом. Вокруг все застыло. Среди этой тишины он слышал, как в висках стучала кровь и словно какой-то голос шептал ему: «Сэр Бирн, берегитесь». То был голос Тома. Он вздрогнул, ведь слуховые галлюцинации самые убедительные и в них легче всего поверить.

Тома здесь не должно было быть, это было невозможно. Холодок, как от внезапного сквозняка, пробрал его до костей. Он встряхнулся, отбросил эту мысль.

Девушка провожала его наверх, освещая путь железной лампой, что была без крышки и чуть чадила. Ее когда-то белые чулки были грязными и в дырах.

Решительно и спокойно, так же как запер входную дверь, он открывал все двери комнат в коридоре. Все комнаты пустовали, лишь в двух из них была какая-то рухлядь. Девушка покорно останавливалась и светила ему, все так же не сводя с него глаз. Последнюю дверь она распахнула сама.

– Вы будете спать здесь, сеньор, – проворковала она тихо, словно вздохнуло дитя, и протянула ему лампу.

– Спокойной ночи, сеньорита, – откланялся он, приняв лампу из ее рук.

Она что-то шепнула неслышно, чуть дрогнули губы, а глаза, черные, как безлунная ночь, по-прежнему смотрели на него. Он шагнул через порог, обернулся, чтобы запереться, и с тревогой увидел, что она все так же без движения стоит у двери, увидел ее полные губы и раскосые глаза, смотревшие чувственно, но с прежней яростью обманутой кошки. Он помедлил всего мгновение и в ночной тишине снова услышал, как кровь приливами зашумела в ушах, и голос Тома, прозвучавший теперь где-то совсем рядом с ним, ужаснул его, ведь он не сумел разобрать ни единого слова.

Он захлопнул дверь прямо перед ней, оставив ее снаружи, во тьме, и сразу же открыл. Пусто. Она исчезла, не издав ни единого звука. Он в спешке закрыл дверь, заперев ее на две тяжелых задвижки.

Глубокие сомнения точили его. Почему ведьмы переругались из-за того, где ему спать? Почему цыганка так смотрела на него, будто пыталась навсегда запомнить его лицо? Его раздражало собственное беспокойство. Слишком уж далеко он оказался от нормальных людей.

Он осмотрел комнату. Под потолком еле уместилась кровать с огромным подобием балдахина, с которого в головах и в ногах свисали тяжелые занавеси: кровать, воистину достойная архиепископа. Также здесь стояли тяжелый резной стол, столь же тяжелые кресла, словно прямиком из дворца, к стене жался высокий узкий шкаф с двойными дверцами. Он подергал ручки: заперто. Он недоверчиво осмотрел их в свете лампы, но потайным входом шкаф служить не мог, так как отстоял от стены на добрый дюйм. Он еще раз взглянул на дверные задвижки. Нет, никто не смог бы проникнуть в комнату, пока он спал. Но сумеет ли он заснуть здесь? Мысль об этом тревожила его. Если бы только рядом был Том, верный моряк, бившийся с ним рука об руку, учивший его осторожности. «В бою погибнуть – много ума не надо, – говорил он. – Каждый дурак сможет. А вот драться с французами и выжить, чтобы наутро снова их бить, – это дело другое».

Бирн с трудом удержался от того, чтобы не прислушиваться к царившей тишине. Он был убежден в том, что ничто ее не нарушит, разве что призрачный шепот Тома. Уже дважды он слышал его голос. Как странно! Но что же в этом странного, если он только и думает о нем последние тридцать часов, причем безрезультатно? Судьба его товарища, так тревожившая его, все еще оставалась неясной. «Пропал» – вот и все, что могло сказать ему об опасности, которой подвергался моряк. Всего одно только слово, но какое ужасное! «Пропал»! Что все это значит?