Сначала девочки поднялись по главной лестнице правого крыла на второй этаж замка. Белокаменная лестница с золочеными украшениями на кованых решетках застелена пушистой зеленой дорожкой, над которой, скорее всего, хорошенько поработали маги, так как она никогда не пачкалась и всегда очищала обувь, какой бы грязной та не была. Однажды Генька прямо на уроке искусных изображений, выливший на себя бутылочку несмываемых чернил, выскочил из класса и, поднявшись на половину пролета вверх, проехался лицом вниз на животе по этой дорожке. Когда он поднялся, черных разводов и пятен ни на его одежде, ни на хитрой конопатой мордочке не было.
По широкому коридору с колоннами, поддерживающими балюстраду второго уровня, мимо жилых комнат в дальнюю от центра часть Девичьего Крыла. Затем по крутой лестнице мимо выставленных на всеобщее обозрение живописных работ предыдущих хозяев замка надо подняться вверх. Отсюда со второго уровня совсем другой вид открывается из окон. По верху надо снова пройти вдоль всего коридора, но уже в обратном направлении. Каждый раз, когда они здесь проходили девочки застревали у нескольких, будивших их воображение картин, которые совсем не видны снизу. Первая из них — пейзаж. Откуда-то с горы художник рассматривал замечательную долину, через которую текла полноводная река. Один берег высокий, ступенями спускающийся к реке, заросший высокими деревьями, второй пологий, чистый, с песчаными пляжами. Луга, пестрели от разнотравья. Река разливалась шире и огибала небольшой холм, на котором стояла копия замка Ингорлон. Весь вид пронизан радостью и солнцем. Именно такое ощущение оставляла эта картина.
Вторая — показывала победную битву между людьми, восседающими на крылатых созданиях и гиенообразными клыкастыми животными. Формой крылья летунов похожи на крылья летучих мышей, но с яркой раскраской, как у аспиарнских бабочек. Туловище так же как толстый хвост мохнатое, а на симпатичной ушастой мордочке сияли золотом огромные глазищи. Люди одерживали победу, поджав жалкие хвосты и озираясь, «гиены» поворачивали назад, а некоторые их ряды уже скрывались в темноте. Картин на этом уровне множество, у девчонок никогда не хватало времени рассмотреть их все подробнее.
Боковая лестница вела вверх к небольшой площадке, с которой начинался вход на чердак. Дети долго шли по переходу, опустив голову. Взрослому по этому ходу пришлось бы идти в полусогнутом виде. Когда он, наконец-то, заканчивался, начинался таинственный, восхитительный беспорядок чердака. Старая мебель поставлена так, что образовывала лабиринт. Проходя между книжными шкафами, закрытыми на ключ, можно было уткнуться в огромный черного дерева комод, в ящиках которого аккуратно завернутые практически не помятые сохранялись бальные туалеты, маскарадные костюмы, детские вещи. На полочках серванта стояли мелкие скульптурки: керамические, деревянные, мраморные. Фигурки людей, животных, птиц. В корзинах лежали старые альбомы с цветными рисунками, чьи-то ученические тетради, детские книжки, гербарии и.т.д.
Переходя то по одному проходу, то по-другому девочки натыкались на бесчисленные и несметные сокровища. Детской душе не под силу смириться с тем, что все это пропадает в безвестности под слоем пыли. Добираясь до окна, каждая девочка не преминула прихватили наиболее понравившиеся им предметы.
— Чер-Чер, твоя очередь! Домой! Домой! — внушали девочки птице.
Сорока была не в восторге от сегодняшних приключений. Полдня ее таскали в руках, сминая перья, запихивали под передники, заворачивали в шарф, вытряхивали, не дав оглядеться из окна. Чер-Чер подумывала уже, не отправиться ли ей от этой суеты к собратьям в рощу, но тяга к сладкой жизни победила. Взмахнув крыльями, она полетела прямо домой, мысля, по-видимому, что пока несносных девчонок там нет, значит, там есть покой.
Оставшись одна, Кау заволновалась в руках у Таалиты. Она завертела головкой, наклонила ее и крепко твердым клювом ущипнула девочку за руку.
— Ох, маги святители!
Девочка от неожиданности выпустила нахальную птицу и теперь потирала руку:
— Смотри, будет здоровый синячище!
Кау несколько раз облетела чердак и с удовольствием вылетела в пустую фрамугу окна.
— Приложи, что-нибудь холодное, лучше медное, — со знающим видом предложила предприимчивая Окализа.
— Где оно — это медное, — чуть не плача закрутила головой Таалита.
— Вот, смотри, какая штука, — и Окализа протянула подруге тяжелую, похожую на медную, бляшку на такой же цепочке. Таалита приложила бляху к руке, и они начали выбираться с чердака, не забыв, однако, сложить в пустую корзинку, вожделенную добычу.