Вася, сидя в своём горшке, не мог сдержать слез и причитал не переставая — за что ему такое несчастье, почему он родился жалким растением, у которого нет ни рук, ни ног, чтобы помочь своим друзьям в беде. Друзья утешали его как могли: Антверпен говорил, что не встречал ни среди животных, ни среди растений такого образованного и такого благородного существа, а Михеев сквозь стоны слабым голосом сказал, что он особенно любит его именно за то, что он растение и что его зелёный цвет такого редкого и прекрасного оттенка, какой не встречается у птиц и животных, даже у африканских: у лягушек, к примеру, противный грязноватый оттенок, а зелёная окраска попугая нестерпимо вульгарна.
Антверпен тем временем отклёвывал от Васи по листику, пока не обнаружил, что от Васи почти ничего не осталось: всего один маленький лист торчал из земли!
Неумытые сороконожки, оставшись без надзора взрослых, заснули прямо на столе, среди грязной посуды…
Глава 9
Малыши проснулись и подняли страшный шум — просили есть. Михеев был так измучен ожогами, что и хвостом шевельнуть не мог. Антверпен закряхтел в своей клеточке и вылез, волоча больное крыло, чтобы приготовить завтрак. Молока не было. Но рюкзак с зерном стоял у двери, и на несколько дней еды сороконожкам должно было хватить. Пока воробей, шатаясь от слабости, варил детям кашу на воде, они дружно били ложками по столу и кричали: «Каши! Каши! Каши!»
Антверпен, из последних сил мешая кашу, обратился за помощью к другу:
— Вася, объясни им, пожалуйста, что сырые зёрна вредны для детского пищеварения. — Антверпен обернулся к Васе, чтобы получить от него поддержку но — о боже! — Васи в горшке не было. Почти не было.
Вместо пышного зелёного куста в горшке торчал один-единственный, усохший за ночь листик.
— Погиб! — завопил Антверпен. — Вася погиб! Вася засох! О горе! Он отдал все свои прекрасные, толстые, здоровые листики, чтобы вылечить Михеева, а себе для жизни оставил один-единственный листик, и теперь он погиб! Умер бедный наш друг!
Михеев заплакал на печке. Но он был так слаб, ожоги вызывали такую ужасную боль, что он не мог встать.
— Он умер, — сказал один из малышей.
— Надо посмотреть, как это, — сказал другой.
Один за другим они влезли на подоконник и заглянули в горшок: вместо могучего рослого столетника с множеством толстых листьев в середине горшка торчала какая-то сухая закорючка.
Горько плакал Михеев, облепленный целебными листьями.
— Он умер из-за меня! Он отдал все свои листья, чтобы залечить мои раны!
Антверпен хотел сказать что-то утешительное, но ему ничего не приходило в голову.
Зато один из малышей, наверное, самый смелый, сказал:
— Не плачь, Михеев. Он умер из-за нас. Ты не виноват. Это мы нарочно разбросали яблочную кожуру, потому что хотелось посмотреть, как ты шлёпнешься.
— Это ты хотел, чтобы Михеев шлёпнулся? — спросил Антверпен у самого смелого, но он сразу же пискнул: «Не я!» и спрятался среди братцев и сестёр.
— Так кто же из вас хотел, чтобы Михеев шлёпнулся? — спросил поражённый Антверпен. Малыши закричали вразнобой:
— Не я! Не я! Все хотели! Никто не хотел! Все! Мы все кидали кожуру! Я не кидал! Ты кидал! Мы все кидали!
«Как они напоминают мне моих братьев, — подумал с грустью Антверпен. — Такая же злая толпа».
— Не ругай их, Антверпен. Это несчастный случай, и я виноват во всём сам. Бедный наш Вася! — прошептал с печи Михеев слабеющим голосом.
— Только не умирай, — взмолился Антверпен. — Прошу тебя, не умирай.
— Если я умру, похорони меня рядом с нашим другом Васей, — раздался с печи голос Михеева.
— Тогда я и сам умру от горя! — воскликнул Антверпен. И тут раздался дружный рёв малышей-сороконожек.
— Но мы не хотим, чтобы все умерли! — закричал один.
— А кто принесёт нам поесть? Антверпен, не умирай! — закричал второй.
— А кто принесёт молоко? Михеев, не умирай! — закричал третий.
— Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! — закричал четвёртый.
— И вообще — где наша мама? — заплакал пятый. И тут все они вспомнили, что давно не видели маму Марью Семёновну. И подняли такой крик, какого ещё никто не слышал. Они пищали, скулили, ревели, рыдали и выли. Они не вспоминали про маму все эти дни, но вдруг оказалось, что она им очень нужна.
А мама Марья Семёновна уже неслась на всех сорока ножках по дорожке к дому на предельной скорости. На спине она тащила огромную толстую книгу, на которой было написано: «Как воспитывать непослушных детей». И к дому она поспела как раз в ту минуту, когда вопли её детей достигли предельной громкости.
— О боже! — тихо произнесла Марья Семёновна. — Что тут происходит?
Дети облепили её со всех сторон, тянулись к ней всеми своими ножками и мордочками, чтобы поцеловать измученную длинной дорогой и тяжёлой поклажей маму.
— Ужасные новости! Умер Вася! Михеев обварился кипятком и тоже собирается умирать! И Антверпен обещал умереть! Мамочка! Как хорошо, что ты пришла!
Глава 10