Истории, рассказанные у камина

Узнав о назначении Мортимера, профессор Андреас написал ему письмо, в котором тепло поздравил его и очень одобрительно отозвался о его научных достижениях. Я присутствовал при их первой встрече, и вместе с Мортимером обошел музей, когда профессор показывал нам восхитительную коллекцию, которую он лелеял долгие годы. Кроме нас, при этом осмотре присутствовали прекрасная дочь профессора и молодой капитан Вилсон, который, насколько я понял, в скором времени должен был стать ее мужем. Всего мы побывали в пятнадцати залах, но вавилонский{340}, сирийский и центральный зал, в котором хранились иудейская и египетская коллекции, вызвали у нас наибольшее восхищение. Профессор Андреас выглядел спокойным суховатым, уже немолодым мужчиной. Лицо у него было чисто выбрито, держался он бесстрастно, но темные глаза его вспыхивали, а лицо словно оживало, когда он указывал нам на редкость и красоту какого-либо из своих экспонатов. По тому, как он обводил их рукой, можно было видеть, насколько он гордится своей коллекцией и как больно ему осознавать, что теперь о ней будет заботиться кто-то другой.

Он по очереди показал нам мумии, папирусы, собрание редких скарабеев{341}, письмена, затем иудейские реликвии и копию знаменитого семисвечника из Иерусалимского Храма, который был привезен в Рим императором Титом{342}, и сейчас, как считают некоторые исследователи, покоится на дне Тибра. Потом он подошел к витрине, которая стояла в самом центре зала, и, всем своим видом выражая почтительность, посмотрел через стекло на находящийся внутри экспонат.

– Такого знатока, как вы, мистер Мортимер, этим не удивишь, – сказал он, – но, я думаю, что вашему другу, мистеру Джексону, будет любопытно на это взглянуть.

Склонившись над витриной, я увидел квадратный предмет, примерно пять на пять дюймов, который состоял из двенадцати драгоценных камней в золотом обрамлении и с золотыми крючками на двух углах. Камни были разные, они различались по цвету, но все одного размера. Их размер, расположение и последовательность тонов напомнили мне коробку акварельных красок. На каждом из камней были выгравированы какие-то непонятные письмена.

– Вы знаете, что такое урим и туммим, мистер Джексон?

Я слышал эти названия, но мое представление об их предназначении было весьма размыто.

– Урим и туммим{343} – это название наперсника с драгоценными камнями, который носили иудейские первосвященники. Древние иудеи очень высоко почитали его… Примерно так же, как древние римляне могли почитать Сивиллины книги на Капитолии{344}. Как видите, здесь двенадцать изумительных камней с мистическими надписями. Начиная с камня в левом верхнем углу, это рубин, топаз, изумруд, карбункул, сапфир, алмаз, яхонт, агат, аметист, хризолит, оникс и яшма.

Разнообразие и красота камней меня потрясла.

– Известна ли история этого наперсника? – спросил я.

– Это очень древняя вещь, стоимость его огромна, – ответил профессор Андреас. – Мы не можем этого утверждать окончательно, но у нас есть основания полагать, что это тот самый урим и туммим из храма Соломона{345}. Ни в одном европейском собрании нет ничего подобного. Мой друг капитан Вилсон – настоящий эксперт по драгоценным камням, он может рассказать вам об их истинной ценности.

Капитан Вилсон, мужчина с загорелым, резко очерченным лицом, стоял рядом со своей невестой с противоположной стороны витрины.

– Да, – сухо промолвил он, – никогда не видел таких прекрасных камней.

– А посмотрите на золотую оправу. В старину мастера чрезвычайно искусно… – наверное, он собирался обратить наше внимание на отделку камней, когда капитан Вилсон прервал его.

– Этот подсвечник – еще более яркий образец их ювелирного искусства, – сказал капитан, поворачиваясь к другому столику. Мы перешли к нему и восхитились стволом, покрытым орнаментом, и богато украшенными ветвями подсвечника.

Слушать рассказ такого специалиста о столь редкостных предметах было чрезвычайно интересно, и, когда профессор Андреас наконец завершил осмотр формальной передачей драгоценной коллекции заботам моего друга, я не мог не почувствовать жалость к нему и зависть к его преемнику, которому предстояло провести жизнь, занимаясь столь приятными обязанностями. В течение недели Ворд Мортимер окончательно переселился в новую квартиру и стал единовластным хозяином музея на Белмор-стрит.

А примерно через две недели мой друг пригласил к себе на обед с полдюжины друзей-холостяков, чтобы отпраздновать свое новое назначение. Когда друзья начали расходиться, он потянул меня за рукав и жестом попросил меня остаться.

– Вам идти-то всего несколько сот ярдов, – сказал он (я жил тогда в квартире в доме Олбани), – так что можете и задержаться. Давайте выкурим по сигаре. Я бы очень хотел услышать ваш совет.

Я вернулся в кресло и закурил одну из его великолепных «матрон». Выпроводив последнего гостя, он вытащил из кармана пиджака письмо и сел напротив меня, держа его в руках.

– Это анонимное письмо я получил сегодня утром, – объяснил он. – Я хочу прочитать его вам и послушать, что вы на это скажете.