– Рассказывайте все, что вам известно. Теперь я готов вас выслушать, – сказал он.
– Хорошо, мистер Стэннифорд. Вам известно, что у вашего отца одно время были большие неприятности, и он переживал, что многие бедные люди по его вине потеряют свои деньги. У него было настолько доброе сердце, что даже мысль об этом доставляла ему невыносимую боль. Он страдал и мучился, пока наконец не решил расстаться с жизнью. О мистер Стэннифорд, если бы вы только знали, как я пытался его отговорить, сколько я потратил сил, чтобы переубедить его, вы бы не винили меня! И он, в свою очередь, умолял меня, умолял так, как меня еще никто не умолял. Но он для себя уже все решил и поступил бы по-своему в любом случае. Он мне так и сказал. Но еще он добавил, что от меня зависит, будет ли его смерть счастливой и спокойной или жалкой и мучительной. Я по его глазам видел, насколько серьезно он был настроен. И в конце концов я сдался и согласился исполнить его последнюю волю.
Вот что терзало его больше всего. Лучший в Лондоне врач сказал ему, что сердце его жены не выдержит даже малейшего потрясения. Мистер Стэннифорд страшно боялся приблизить ее кончину, и в то же время его собственная жизнь стала для него невыносимой. Как он мог покончить с собой и не ранить ее?
Вы уже знаете, какой путь он избрал. Он написал ей письмо, и в нем не было ни слова лжи. Когда он говорил, что они скоро встретятся, он имел в виду ее собственную близкую смерть. Врачи заставили его поверить, что ей не прожить больше нескольких месяцев, и он был настолько в этом уверен, что оставил всего два письма, которые мне надлежало послать ей после его смерти. Она прожила пять лет, и мне просто больше нечего было ей посылать.
Он оставил еще лишь одно письмо, которое я должен был прислать вам, сэр, в случае смерти вашей матери. Все его письма я посылал из Парижа, чтобы ни у кого не возникало сомнения, что он находится за границей. Я хранил молчание, потому что таково было его желание. Я был преданным слугой. Ваш отец был уверен, что спустя семь лет тем его друзьям и близким, которые еще о нем не забудут, будет не так больно узнать о его смерти. Он всегда больше думал о других, чем о себе.
Персеваль замолчал, и воцарилась долгая тишина. Первым заговорил юный Стэннифорд.
– Я не могу винить вас, Персеваль. Вы оградили мою мать от потрясения, которое наверняка разбило бы ей сердце. Что это у вас за бумага?
– Это написано вашим батюшкой. Прочитать?
– Да, пожалуйста.
– «Я принял яд и уже чувствую в венах его действие. Ощущения странные, но не болезненные. Когда эти строки будут прочитаны, я, если все мои пожелания исполнят в точности, буду мертвым уже много лет. Наверняка к этому времени у всех, кто из-за меня потерял деньги, уже не останется ко мне враждебных чувств. А ты, Феликс, простишь меня за то, что я опозорил наше имя. Да упокоит Господь мою истерзанную душу!»
– Аминь! – в один голос воскликнули мы все вместе.
Бразильская кошка
Никто не позавидует молодому человеку с изысканными вкусами, большими надеждами и связями в аристократической среде, у которого в карманах пусто и который даже не обучен какой-либо профессии, чтобы хоть что-то зарабатывать. Все дело в том, что мой отец, добряк и жизнерадостный оптимист, настолько уверовал в богатство и щедрость своего старшего брата холостяка, лорда Саутертона, что считал само собой разумеющимся, что мне, его единственному сыну, никогда не придется самому зарабатывать на жизнь. Он вообразил себе, что, если даже по какой-то причине дядя мой не возьмет меня к себе в свое огромное поместье Саутертон, для меня всегда сыщется какое-нибудь уютное местечко на дипломатической службе, которая у нас в стране все еще остается привилегией, доступной исключительно высшему сословию. Умер он слишком рано, чтобы понять, насколько ложными оказались его прогнозы. Ни дядя, ни правительство не обратили ни малейшего внимания ни на меня, ни на мою карьеру. Лишь связка фазанов или корзина зайцев, которые мне изредка присылали, напоминали мне о том, что я являюсь наследником Отвелл-хауса, одного из богатейших поместий страны. Пока же я вел холостяцкую жизнь прожигателя жизни, снимал квартиру в пансионе «Гроувнор», и других занятий, кроме как охоты на голубей и игры в поло в «Херлингеме», не имел. Я видел, что брокеры с каждым месяцем все неохотнее возобновляют мои векселя и выдают кредиты под залог еще не полученного наследства. Очень скоро меня ждал полный крах, и с каждым новым днем он становился ближе, отчетливее и неизбежнее.