Истории, рассказанные у камина

Заметьте, сэр, насчет кражи со взломом я претензий не имею. Тут уж, как говорится, что заслужил, то заслужил и больше положенного мне я пока еще не сидел. Я ж не спорю, это была кража со взломом, но мои три года уже, считай, закончились. На суде объявили, что раньше я уже отсидел год за дело на Мертон-кросс, поэтому, должно быть, меня и не стали слушать. Человек с судимостью не может рассчитывать на справедливость. Да, я влез в этот дом, да только к убийству, за которое мне дали пожизненное (если бы судьей был не сэр Джеймс, а любой другой, меня вообще бы отправили на виселицу), я отношения не имею. Тут я чист. Я прекрасно помню тот вечер, 13 сентября 1894 года. Давайте я расскажу все, как было, и пусть Господь поразит меня на месте, если я хоть на йоту отступлю от истины.

Лето я провел в Бристоле, подыскивал работу. Потом узнал, что в Портсмуте может что-то найтись. Я ведь неплохой механик. Вот я и двинул через весь юг Англии, по дороге подрабатывая, когда работенка какая подворачивалась. Я изо всех сил старался, чтобы не вляпаться во что-нибудь, потому как после года в эксетерской{377} кутузке мне вовсе не улыбалось снова загреметь за решетку. Но, знаете, чертовски сложно найти хоть какую-то работу, если на твоем имени уже стоит пятно, так что я еле-еле сводил концы с концами. Десять дней я рубил деревья да ломал камни и все за нищенскую плату, и вот наконец я оказался рядом с Солсбери с парой шиллингов в кармане. От башмаков моих к тому времени уже почти ничего не осталось, так, название одно, и терпение мое тоже, признаться, было уже на пределе. На дороге между Блэндфордом{378} и Солсбери есть кабачок «Бодрый дух», там я и решил заночевать. И вот перед самым закрытием сижу я в их баре, когда ко мне подходит хозяин и начинает жаловаться, какие, мол, соседи у него неприятные. Он был из тех, кто любит трепать языком, да не просто так, а чтоб его при этом слушали внимательно, вот я и сидел с кружкой эля{379}, которую он мне выставил, покуривал и вполуха слушал его болтовню. Но потом черт его дернул заговорить о том, как богато живут в Маннеринг-холле, тут уж я уши навострил.

– Это большой дом по правую руку, как идти к деревне? – спросил я. – С собственным парком?

– Вот именно, – сказал он… И я вам перескажу весь наш разговор, чтобы вы знали, что я ничего не придумываю и говорю чистую правду. – Длинный белый дом с колоннами, – говорит, – рядом с дорогой в Блэндфорд.

Я по дороге обратил внимание на этот дом и подумал еще тогда, что влезть в него – раз плюнуть, потому что на первом этаже там целый ряд огромных окон и стеклянных дверей. Я тогда выбросил из головы эту мысль, но трактирщик этот своими разговорами о том, сколько в доме том богатств собрано, снова заставил меня о ней вспомнить. Я ничего не сказал, но стал внимательно слушать, и он как специально все время возвращался к этому.

– Он и в молодости-то сквалыгой был, так что можешь представить, во что сейчас превратился, – говорил он. – Хотя денежки его принесли ему пользу.

– Какую же пользу могут принести деньги, если их не тратить?

– А он с их помощью заполучил самую красивую жену во всей Англии. Она-то думала, что запустит руку в его капиталы, да не вышло!

– А кто она? – спросил я, просто чтобы что-то сказать.

– Раньше она была, можно сказать, никем, а теперь старый лорд сделал ее леди, – сказал он. – Родом она из Лондона. Люди говорят, она актрисой в театре была, но никто толком не знает. Лорд целый год в разъездах был и домой вернулся уже с молодой женой, с тех пор они и живут вместе. Стивенс, дворецкий их, рассказывал мне, что поначалу, как она приехала, дом прямо-таки ожил, но от жестокости и скаредности мужа, от одиночества (он терпеть не может, когда кто-то к нему приходит) да от ядовитого языка его (а язык у него, что осиное жало) вся жизнь ушла из нее, она стала бледная и молчаливая, как тень бродит тут по проселкам. Поговаривали, что она любила другого мужчину, но богатства старого лорда заставили ее предать любовника, и поэтому она теперь кусает себе локти из-за того, что потеряла первого, а второго так и не заполучила. Она ведь, несмотря на все богатства мужа, одна из самых бедных женщин во всем приходе.