Истории, рассказанные у камина

На девять месяцев меня ты в женском лоне приютила,
В цветке смеющемся от глаз чужих укрыла.
Мне поклонялась женщина, я плотью ее был,
Нектар ее чудесного цветка меня поил[18]

.

Что же касается второго, то достаточно прочитать любую строчку из его последующих произведений, чтобы понять, что я имею в виду. Похоже, лиризм был вообще свойствен его обычной речи, что до некоторой степени объясняет характерные для его произведений ритмику и торжественность. Одна женщина, которая знала его в тот период, писала о нем:

«В Ютике он вечерами заходил в мою гостиную, усаживался на стул (высокий стул, на котором он мог сидеть, ритмично раскачивая ногами) и начинал сочинять стихотворения … Изысканные мысли, высказанные изысканными словами. У меня сохранились самые прекрасные воспоминания о тех часах. Внешне он тогда не производил впечатления, был слишком худым, даже, можно сказать, тощим, но у него были очень умные глаза и редкий по красоте, приятый голос. Слушать, как он читает свои поэмы, было так же восхитительно, как смотреть на закат или восход солнца. Внутренне мы ощущаем, что они прекрасны, но запомнить их не можем».

Последнее предложение мне кажется очень удачной оценкой. Точно подмечено и четко сформулировано. Причина этого заключается в том, что это слишком трансцендентные и отвлеченные материи. Когда Теннисон{175} рассуждает о глубинных смыслах жизни, ты ощущаешь себя человеком, живущим среди людей. Харрис же постоянно словно парит в воздухе. Не существует такого якоря, которым можно было бы удержать его среди повседневных житейских забот. Поэтому, когда начинаешь читать его произведения, как отмечает леди, ощущаешь восторг от легкости стиля и благородства мысли, но потом понимаешь, что на полках памяти от этого не откладывается почти ничего.

Потом настал тот день, когда Харрису пришла пора проложить свой собственный путь в неизведанное, и путь этот был слишком туманен и сложен, чтобы описать его… тем более повторить. В этом есть как практическая сторона, так и теоретическая или догматическая. Практическая сторона этой системы заключена в утверждении, что при помощи некой дыхательной системы можно достичь определенных психических результатов и раскрыть мозг для восприятия божественного. Нужно иметь в виду, что подобные упражнения диафрагмы{176} или солнечного сплетения – поскольку указывается, что именно они подвергаются физическому воздействию – сопровождаются ментальными{177} или спиритическими усилиями, иначе можно добиться не бóльших результатов, чем при стоянии на голове. С другой стороны, можно предположить, что, если было произведено ментальное и спиритическое усилие, прогресс будет автоматическим и независимым от физического напряжения. Как бы то ни было, теория именно такова, как я ее обрисовал, и есть другие свидетели, такие как мистер Катберт, утверждающие, что сами прошли через начальную степень просветления, которая достигается таким путем. Говорят, что в этом дыхательном упражнении есть семь ступеней, каждая из которых достигается путем долгих и несомненно болезненных усилий. Никто, кроме самого Харриса, еще никогда не достигал седьмого уровня, хотя его последователи, включая всех его жен (их у него было три), находились на разных ступенях лестницы. Тот факт, что Харрис сам прошел все семь уровней, был основой для притязаний, которые должны были поразить, если не убедить общественность, поскольку с полной серьезностью утверждалось, что до него подобное удавалось только Христу. Впрочем, сам процесс, должно быть, остался не замеченным апостолами, поскольку ни в одном Евангелии он не упоминается, и даже Павел, который приводит такой полный список его спиритических способностей, об этом умалчивает.