Воображение писателя в очередной раз решило сыграть с ним злую шутку, чему он был отнюдь не рад. Стоило ему только отвернуться от плюшевого щенка, как все ощущения тревоги и страха моментально рассеялись. «Какого чёрта опять происходит?» – подумал Герман. Этот сон, как и два предыдущих, был таким же реалистичным. Писатель мог поклясться, что ощущает пронизывающий всё его тело холод, царящий вокруг. Он ощущал каждое своё движение, чуял кислый едкий запах, бьющий в ноздри. Всё здесь было как будто бы настоящим… Но Герман прекрасно знал, что это не так, что скоро он снова проснется на своей кровати в дешевом мотеле, а за окном опять будет хмурое осеннее солнце.
Неспешный ход его мыслей прервал громкий звук. Массивная стальная дверь каморки с оглушительным лязгом захлопнулась, отрезая любые пути к отступлению. Не то чтобы это сильно на что-то влияло – Герман и так уже знал, что никакого прохода в соседнюю секцию нет и в помине. Но грохот захлопывающейся двери, взрезавший полотно непроницаемой тишины будто бы острым лезвием, заставил писателя вздрогнуть. Он и сам использовал подобный приём в своих книгах, но ему и бы в голову никогда не пришло, что нечто подобное произойдет конкретно с ним.
– Это всего лишь сон, – тихо пробормотал себе под нос Герман. – Всего лишь моё буйное воображение. И я прекрасно знаю, что здесь нет никого кроме меня.
Легче от этой фразы особо не стало, но это придало писателю немного смелости. Он прошёл к ржавой кровати возле правой стены каморки и взглянул на лежащий на ней свитер. Вытянутый и местами протёртый он лежал, на потемневшем от многочисленных бурых пятен матрасе, бережно расстеленный чьей-то заботливой рукой. Судя по размеру свитер был явно мужским и к тому же ещё и очень старым. Манжеты и нижний край были измочалены и из них местами торчали чёрные и серые шерстяные нитки. Даже сам рисунок на свитере можно было разобрать лишь с большим трудом. Это был простой геометрический орнамент, коих в прошлом веке хватало на подобной одежде. Последний раз нечто похожее Герман видел на фотографиях своего деда, когда тот ещё был молодым. Какой там это был год? Шестьдесят пятый? Или ещё раньше?.. Повинуясь какому-то смутному инстинкту, Герман аккуратно взял свитер в руки чтобы лучше разглядеть. В отличии от плюшевого щенка эта вещь не внушала ему чувства страха. При взгляде на этот старый свитер писатель ощущал лишь легкую грусть. Он повертел его в своих руках пытаясь найти ещё что-нибудь, но смог только удивиться весу этого предмета. Вероятно, шерстяные нитки из которых свитер был сплетен оказались добротными, не смотря на свой внушительный возраст. Хотя даже это вряд ли могло объяснить его вес… Складывалось ощущение что свитер весит все килограмм пятнадцать, если не больше. И казалось, что с каждой секундой он прибавляет в весе.
Клац, клац…
Герман судорожно повернулся на звук.
Клац, клац…
Звук шёл явно откуда-то из-за недавно захлопнувшейся двери.
Клац, клац…
Это походило на какие-то шаги. Словно чьи-то ноги, обутые в ботинки с металлические набойками, высекали из бетонного пола подвал этот звук.
Клац, клац…
Шаги приближались к двери. И Германа это совсем не радовало. Кем бы ни был этот безмолвный посетитель… Писатель не ждал ничего хорошего, помня про свой предыдущий опыт в этих снах.
Клац, клац…
Звук был уже совсем близко. Почти у самой двери…
Клац…
Незнакомец остановился. Теперь Герман мог даже слышать его шумное дыхание. Казалось, что тот, кто стоит за дверью крайне возбужден или взволнован… Страх вновь вернулся к Герману, заключая его в свои крепкие объятия. Кто стоит за этой дверью?.. Что ему надо?.. Дыхание незнакомца становилось всё громче, будто бы он специально распалял себя. Герман не сразу заметил, что его тело начинает сотрясать легкая дрожь. В руках у него всё ещё был тот старый свитер, который заметно тяжелел с каждой минутой словно его кто-то постепенно погружал в воду, заставляя шерстяные нитки набухать и становиться всё тяжелее и тяжелее, и тяжелее…
– Кто здесь?.. – сорвался вопрос с уст Германа. Правда он прозвучал настолько неуверенно и испуганно, что писатель даже не узнал себя. Его голос стал больше походить на детский…
Стоило словам Германа повиснуть в тишине каморки, как дыхание незнакомца тут же затихло. И это напугало писателя ещё больше. Теперь тот, кто стоял за этой стальной дверью точно знает, что Герман внутри. Даже не взирая на то что шумное дыхание незнакомца прекратилось писатель всё равно ощущал его присутствие. Он не мог объяснить себе почему, но Герман чувствовал всей свой кожей, что кто-то по-прежнему стоит за этой дверью.
– Я знаю, что ты здесь… – писатель бросил очередную фразу в тишину. Его голос был всё таким же испуганным и неуверенным, и всё так же звучал как-то по-детски…