-- А если тебя волнует, мой мальчик, для чего мы раз в сто лет устраиваем праздник, я расскажу тебе о странных людях. Эти многомудрые люди решили, -- на губах короля появилась насмешливая улыбка, -- что женщину можно любить только ради того, чтобы иметь от нее детей. А просто так, не ради потомства, желать женщину грязно и грешно...
-- Как же так!.. -- начал Гвион, но покраснел и осекся.
-- Продолжай, не бойся, -- подбодрил его отец.
-- Но ведь Любовь прекрасна сама по себе! И глупо думать, что ее единственная цель -- рождение детей!
-- Ты говоришь правильно, сын мой. Эти люди хотят видеть грязь там, где ее нет, потому что этого требуют их грязные души. Теперь ты лучше поймешь, почему глупо обвинять сидов в чревоугодии. Яблоня -- сама Красота, и раз в сто лет мы познаем ее так же, как познают возлюбленную. Она и есть возлюбленная сидов. Да, мы уже обрели вечную молодость, и нам нет нужды вкушать плоды Яблони каждые сто лет, но души наши все так же жаждут Красоты. Поэтому мы вновь и вновь собираемся на этот праздник.
Отец и сын долго сидели в молчании, прислушивались к плеску фонтана и думали об одном.
III.
Промелькнул май, цветы на Яблоне осыпались, и на их месте появились маленькие золотистые завязи. Летнее солнце заботливо грело яблочки, дожди поили их небесной влагой. Король Ллинмар каждый день приходил проведать Яблоню и полюбоваться на ее золотые плоды. В конце первого месяца осени он увидел, что на них появился алый румянец. В тот же день король объявил, что долгожданный праздник состоится через три дня.
На следующий день в королевский дворец начали прибывать гости. Все ссоры и обиды были забыты ради великого праздника, и не было такого сида, который отверг бы приглашение короля. Новоприбывших первым делом проводили в тронный зал, где среди парчи и гобеленов были установлены два высоких кресла для короля Ллинмара и королевы Медб. Владыка, облаченный в расшитую золотом ярко-зеленую мантию, ласково приветствовал гостей, щедро их одаривал, расспрашивал о новостях. Его супруга была одета в платье из бледно-голубого бархата, отороченное горностаем, поверх которого был накинут белоснежный плащ. На лице королевы была серебряная полумаска -- она никогда не снимала ее на людях, ибо красота Медб была так совершенна, что каждый, увидевший ее лицо, мог умереть от любви и тоски. Голубые глаза королевы ласково сияли сквозь прорези маски, а ее голос звенел, как весенний ручей, когда она изредка обращалась к гостям с вопросом. После церемонии приветствия гости отправлялись в свои комнаты, чтобы отдохнуть с дороги.
С каждым днем гостей становилось все больше, но дворец короля был столь велик, что места хватало всем. Смех и песни звенели повсюду, ибо сиды -веселый народ. Каждый хоть один раз сходил взглянуть на Яблоню, и каждый уносил с собой ее прекрасный образ, греющий сердце.
Наконец настал канун долгожданного праздника. В этот вечер сиды рано разошлись на покой, ведь торжества начинались с рассветом. Вскоре погасли последние окна, и белоснежный дворец затих, объятый сном -- лишь свет звезд искрился на башнях.
Ровно в полночь мирно дремавшие у входа в сад стражники были разбужены странным шумом, доносившимся из-за ограды. Звук был такой, словно в воздухе свистел огромный бич, а когда он опускался -- трещало дерево. Стражники испуганно переглянулись и во весь дух помчались на шум.
Поначалу они пробирались между деревьями, но вскоре их взору предстала ужасная картина. Чудесные цветы были вытоптаны, бесценные деревья -сломаны, мало того -- разнесены в щепки. Даже трава вокруг деревьев почернела, словно выгорела. Так было уничтожено все на сотни шагов вокруг. Стражники застыли в ужасе и изумлении, но вдруг один из них заметил вдали черную тень, крушащую деревья. Он указал на нее товарищам, и они поспешили вперед, на бегу готовя оружие к бою.
Пока они бежали, неведомый враг успел погубить целую рощицу персиковых деревьев, и теперь стоял, примериваясь к огромному инжиру. Услышав позади шум, он одним прыжком повернулся и оказался лицом к лицу с сидами. Вид его был так страшен, что даже самые смелые из них не смогли сдержать вопль ужаса.
IV.
Это было чудовище десяти футов вышиной. У него была только одна рука, растущая прямо из груди, и одна короткая нога. Голова чудовища напоминала гнилую корявую тыкву, уши были длинные, как у зайца, и острые на концах, а посреди лба сверкал единственный, налитый кровью глаз. Огромная смрадная пасть щерилась в гнусной ухмылке. В руке чудовище держало боевой цеп, на бессчетных цепях которого угрожающе покачивались шипастые отравленные "яблоки". На темени страшилища торчал хохолок темно-синих перьев, который при виде сидов начал вставать дыбом.
-- Кто ты такой, и как смеешь бесчинствовать в саду владыки Ллинмара? -- гневно спросил, скрывая дрожь в голосе, начальник стражи Фейнир.
В ответ чудовище расхохоталось и ответило:
-- Фахан зовусь я,
Дом мой -- камень,
А право мое
Сейчас ты узнаешь!