Истории, связанные одной жизнью

Наконец-то нас подводят к пристани и пока, до начала выгрузки имущества, разрешают спуститься на берег, что мы с радостью делаем. И. только не подумайте, что пишу сценарий для кино: первые, кого мы встречаем, а правильнее сказать, кто нас встречает – это мама и Инна! Да, они тоже прибыли в Баку, несколько позже нас, тоже побывали у Соколовских, от которых узнали, что я поступил в училище, и помчались туда. Но в училище им сказали, что героический военмор не состоялся. Удалось им узнать, с помощью какого плавсредства мы переплываем Каспий. Их госпиталь погрузили на нормальный пассажирский пароход, на котором они без всякой задержки прибыли в Красноводск раньше нас – ну вот и все. Не знаю почему, но на этот раз мамино начальство отпустило маму очень легко. Это было в самом начале сентября.

Почему-то Красноводск не сохранился в моей памяти, несмотря на то, что мне пришлось побывать в нем еще раз – ровно через три года. Помню только мелкую соленую очень вкусную рыбу, кажется, называемую “тилькой” – и все. Погрузились опять в товарные вагоны и тронулись в путь дальше – на восток. Проехали мы не очень много и остановились на станции Милютинская (сейчас я даже не помню, находится эта станция до или после Ашхабада). Выгрузились только люди – госпиталь развертываться не стал – это еще не было назначение. Жили мы в помещении школы, в больших классах, и ждали.

В это время на меня нашла волна какого-то фантастического социального творчества. Сказать наивного – это значит, ничего не сказать. Вроде я был не такой уж маленький и не такой глупый, но мне показалось, что я нашел уникальное средство против всех людских неприятностей, даже против войн. Я был увлечен этой идеей настолько, что начал делать какие-то записи, рисовал чертежи, ни о чем другом не думал, ну настолько ”дерябнулся”, что был уверен – узнай об этой идее Гитлер, и он тут же остановил бы войну. Естественно, вы ждете, что я расскажу что-то интересное, пусть наивное, спорное, но все же что-то. Но, нет, даже этого не было. Судите сами. Я мысленно, а потом в неумелых чертежах, создал дом, в котором должна жить каждая семья. Почти год, прожитый практически на колесах, в условиях, которые никак не назовешь комфортными, особенно обострил понимание важности для человека жить нормально. Поэтому я наделил дом всеми тогда мне известными удобствами, очень важным было, по моему мнению, даже расположение комнат, этажность и т. п. Я физически ощущал, что человек, живя в таких условиях, не захочет делать гадости другим людям, а тем более воевать. Внутреннее мое состояние было необычайно приподнятым, несмотря на то, что именно в это время я жестоко страдал от фурункулеза. Я был уверен, что мне известно то, что никому неизвестно. Что это было? Просто сдвиг, необычное вдохновение, или все же реакция на длительное пребывание на колесах? Но ощущение было очень яркое, и я его запомнил.

В октябре мы вторично проехали Ташкент и остановились недалеко от него на станции Кадырья, поселок Дурмень. Поселок Дурмень, как и другие поселки Орджоникидзевского района Ташкентской области, был живописным, настоящая оазисная Средняя Азия, неимоверные по площадям фруктовые сады и необозримые, от горизонта до горизонта, моря хлопка. Интересно отметить, что, где бы ты ни находился, вдали, на юге, всегда видна гряда гор – Гималайские горы. В октябре урожай уже был снят, посещать сады не возбранялось, и мы с жадностью собирали полузасохшие яблоки и груши. Но главное – это запах садов! Тогда Дурмень представляла собой две узкие полосы домов дехкан с приусадебными землями, тянущиеся вдоль шоссейной дороги, начинавшейся в Ташкенте. Снять комнату, большую комнату, как и год назад было нетрудно. Наши хозяева, фамилия их была Махмудовы, гостеприимные и доброжелательные люди, составляли обычную для узбеков большую семью, а диапазон возрастов детей был настолько значительным, что старшие дети годились в родители младшим и разобраться в их взаимоотношениях было непросто: кто тут был ока, кто апа, кто ана и т. д. Я подружился и по-настоящему с сыном хозяев, моим сверстником Хайдаром. Широкое добродушное лицо, узкие умные глаза, характерный узбекский акцент, но русским владел отлично.