Истории, связанные одной жизнью

Отсутствие вступительных экзаменов, наличие подготовительного отделения, низкий уровень требований к документам привели к тому, что студенческий состав был, как правило, очень молодой. Даже я, вместо того, чтобы потерять два года, в течение которых я с госпиталем практически непрерывно перемещался, получил аттестат на год раньше, чем должен был бы получить при нормальной учебе, и стал студентом в семнадцать лет. Однако многим студентам было по шестнадцать лет, например, нашему Мише, а были даже и пятнадцатилетние. Не дети, но и не взрослые, а жить надо было самостоятельной жизнью и в далеко не легких условиях. Да, без жизненного опыта, вдали от родителей, нам было нелегко, но мы были молоды, радовались жизни, шутке и общению друг с другом. И радость общения у большинства из нас сохранилась на десятилетия, можно сказать, на всю жизнь. Вот некоторые из многих казусов, которые с нами случались постоянно и которые веселят нас, еще живущих на Земле, и поныне.

Нам не хватало еды, каждый день, постоянно – я об этом уже говорил. И мы мечтали хорошо, много поесть, и в этом отношении наши возможности казались нам безграничными. На эту тему было много рассказов и много споров. На нашем этаже жил один студент, в общем, неплохой парень, Леня Готлиб. Имея немного денег, предприимчивый характер и умение сдерживать свой аппетит, он создал реальный капитал: несколько хлебных карточек, число которых из месяца в месяц увеличивалось. Увеличивалось благодаря тому, что он “отоваривал” карточки пончиками с повидлом, которые выгодно продавал не то по 5, не то по 10 рублей за штуку. Типичная схема становления капиталиста. Пончики в авоське аппетитно висели над его кроватью, рядом мешочек с деньгами. В отсутствии хозяина мы подходили, брали пончик и тут же рассчитывались.

Однажды кто-то задался вопросом: а сколько пончиков можно съесть за один присест. Миша Туровер заявил, что он сможет съесть 50 штук. Возник спор. Условия спора были следующие: проигравшая сторона оплачивает все съеденные пончики и столько же выкладывает дополнительно, время не оговаривается, но есть надо непрерывно. Первые штук десять Миша проглотил, можно сказать, с удовольствием. Дальше дело пошло хуже, но Миша ел. Сердобольное жюри разрешило ему выбрасывать содержимое пончиков – повидло. Борьба продолжалась. Наконец Миша заявил, что ему нужно в туалет. После недолгого совещания жюри решило, что это не будет нарушением условия, если, сидя на горшке, он не прекратит жевать и глотать. Все участники и болельщики переместились в уборную. Миша ел. Сейчас я не помню, сколько штук он не доел, но проиграл. Это обошлось ему и его коммерческому компаньону того времени, Саше Бомашу, в изрядную сумму, которую они погашали не один месяц.

Вторая история тоже связана с туалетом, но на этот раз главным действующим лицом был я. Я не помню, было ли это на Укчи или уже на Куйбышева, но мне сильно приспичило. Я помчался в туалет. Находился я там некоторое время, но особенно не торопился. Однако перед выходом я обратил внимание на то, что все время был в гордом одиночестве. Загадка прояснилась, когда, выходя, за дверью я обнаружил стайку отчаянно хихикающих девочек. После этого при встрече с некоторыми из них, я замечал, что они смотрели на меня весьма многозначительно. К сожалению, это был не единственный и не последний случай проявления моей рассеянности.

К нашему Меиру иногда приходила одна девушка, не очень разговорчивая, но симпатичная. Меир говорил, что она чуть ли не его невеста. Однажды, это, скорее всего, было воскресенье, так как мы оставались дома, она стучится и входит. Мы все были на своих местах, значит на койках, все кроме. Меира. Прождав некоторое время и не дождавшись, она поднимается и уходит. Как это часто случается, сразу после ее ухода появляется Меир. Узнав, что она только-только ушла, он помчался ее догонять. Наверно, у вершителя судеб было хорошее настроение, и он решил создать комедийную ситуацию, потому, что сразу после ухода Меира опять появляется девушка, которая заявляет, что она все же решила его дождаться. И она его дождалась. Открывается дверь, появляется Меир и, ни на кого не глядя, мрачно произносит со своим прибалтийским акцентом: “Ушля п.” Раздается гомерический хохот, и громче всех смеется сама п.