Истории Уолл-Стрит

Сам генерал фондовой биржи рассекал комнату широкими шагами, останавливаясь лишь для того, чтобы взглянуть на ленту. Биржевой информатор был его единственным окном в мир. Он сообщал о том, что предпринимают союзники и как враг встречает его атаки. Каждый дюйм ленты был огромной территорией сражения, каждая котировка — залпом многих орудий.

Что-то кошачье чудилось в повадках Шарпа, его беззвучных шагах, его усах, форме лица с широким лбом и треугольным подбородком.

В глазах же, когда они смотрели на мистера Якоба Гринбаума, проскальзывало нечто тигриное — в них было холодное любопытство. Скипидарный король даже спросил себя, не стучит ли сердце Шарпа в унисон с информатором, безмятежно отбивая ритм биржевых сводок.

— Привет, Гринбаум.

— Как поживаете, мистер Шарп? — вежливо осведомился миллионер, главный партнер фирмы Greenbaum, Lazarus & С°. — Надеюсь, дела идут прекрасно?

Он немного по-птичьи склонил голову набок. С подчеркнутой внимательностью, будто собирался вынести вердикт о состоянии здоровья своего собеседника, он продолжил:

— Вижу, что все в порядке. Давно не видел вас в таком добром здравии.

— Вы же пришли сюда не для того, чтобы сказать мне это, Гринбаум? Как там ваш Скипидар? О! — вдруг присвистнул он, будто догадавшись. — Понимаю. Хотите, чтобы я им занялся, да?

Шарп захихикал, но в смехе его чувствовался звериный рык.

Гринбаум в восхищении взглянул на него. И чуть игриво произнес:

— Я рассекречен!

На поле юмора все американцы равны. Это одна из главных черт нации. И в бизнесе юмор почти всегда сопутствует успеху операции. Даже если бы Шарп отказался от участия в деле, Гринбаум мог расценить весь процесс переговоров — предложение и отказ — как шутку, пусть и не лучшую.

— Итак? — Шарп стал серьезен.

— Как насчет вхождения в долю?

— Насколько крупную?

— В пределах разумного, — ответил Гринбаум холодно.

— Надеюсь, у вас не весь основной капитал?

— Ну, скажем, 100 тысяч акций, — сказал Гринбаум, уже менее уверенно.

— Кого хотите привлечь?

— Ну, все ту же старую добрую толпу.

— О, понимаю, — передразнил его Шарп, — старая добрая толпа. Вам следовало прийти ко мне пораньше. У вас плохая репутация. Потребуется время, чтобы о ней забыли. И сколько получит каждый?

— Мы определим это, как только вы возьметесь за дело, — рассмеялся Гринбаум. — У нас больше 100 тысяч акций. И мы не против поделиться с кем-нибудь. Мы же не жулики, ха-ха!

— А что думают сами скипидаропромышленники?

— Они уже в доле. Большинство их акций у меня в офисе. Они ничего с ними не сделают, пока я не скажу.

Повисла пауза. Между бровями Шарпа появился замысловатый узор, свидетельствовавший о серьезных раздумьях. В конце концов он сказал:

— Приходи сегодня днем с друзьями. До свидания, Гринбаум. И вот еще что...

— Да?

— Никаких фокусов во время игры.

— Что вы такое говорите, мистер Шарп? — Гринбаум нахмурил брови.

— Даже не пытайся выкинуть какой-нибудь фортель без моего ведома. Приходи в четыре. — И мистер Шарп вновь зашагал по комнате.

Гринбаум заколебался: его одолели сомнения. Однако он покинул офис, не сказав ни слова.

Шарп взглянул на ленту. Акции Turp находились на отметке 29,5.

Он продолжил свою неспортивную ходьбу. Мистер Шарп не мерил комнату шагами как автомат, глядя вокруг ничего не видящими глазами, только когда рынок «работал против него». Если случалось нечто неожиданное, он неподвижно стоял у информатора. Его нервы были напряжены — как у тигра, в чью клетку случайно зашел странный, но вполне съедобный зверь.

В четыре часа к мистеру Шарпу пожаловали главные партнеры фирм Greenbaum, Lazarus & С°, I. & S. Wechsler, Morris Steinfelder's Sons, Reis & Stern, Kohn, Fischel & C°, Silberman & Lindheim, Rosenthal, Shaffran & С° и Zeman Bros.

Их провели не в личный офис, а в роскошно меблированную комнату. Ее стены украшала великолепная живопись. На картинах были изображены лошади и сцены скачек. Гости расположились за длинным дубовым столом.

Мистер Шарп показался на пороге.

— Как ваши дела, джентльмены? Не вставайте, пожалуйста, не вставайте.

Он не потрудился пожать им руки. Однако Гринбаум подошел к нему и решительно протянул свою толстую правую руку. Шарп пожал ее.

— Итак, мы здесь. — Гринбаум вежливо улыбнулся.

Шарп стоял во главе шикарного, сверкающего полировкой стола под прицелом множества внимательных глаз. Он удостоил своим взглядом каждого из присутствующих. Его острый, почти пренебрежительный и угрожающий взгляд заставлял пожилых людей чувствовать себя неуютно, а тех, кто помоложе, — обиженными.

— Гринбаум сказал, что вы хотите объединить ваши скипидарные акции и передать их мне в управление на бирже.

Все дружно закивали. Кто-то сказал: «Да-да». А двадцатисемилетний Линдхейм дерзко отчеканил: «Вот именно».

— Очень хорошо. Какова будет доля каждого?

— У меня есть список, Шарп, — вступил в разговор Гринбаум. Он намеренно опустил слово «мистер», чтобы присутствующие поняли, что они на короткой ноге.

Шарп заметил это, но не подал виду.

Взяв бумагу, он прочел вслух:

Greenbaum, Lazarus & С°........... 38 000 акций.

I. & S. Wechsler....................... 14 000  -//-