Истории замка Айюэбао

— А снега всё нет, это всё проделки Небесного владыки, не иначе! — сказал он Подтяжкину, который зашёл попрощаться.

В эту бесснежную зиму Подтяжкин по-прежнему мотался по делам в специальном коммерческом самолёте и считал такую погоду наиболее удачной для полётов. Всякий раз, когда председатель совета директоров безжалостно проклинал небеса, гендиректор про себя молился: «Простите, Небесный владыка, я вовсе не думаю так же, прошу вашего благословения». Предстоящая командировка Подтяжкина была связана с крупным проектом стоимостью в несколько сот миллионов юаней, поэтому перед отъездом ему необходимо было увидеться с начальством. Однако к концу разговора председатель совета директоров, столь бодро настроенный поначалу, растерял всю энергию и решимость и, дослушав Подтяжкина, ограничился кратким «Понятно, ну, ступай». Подтяжкин сообщил ему, что всё идёт благополучно, все звенья работают даже лучше, чем ожидалось, корпоративные отношения выше всяких похвал, а это важнее всего.

— Помните того типа, что по уши влюбился в Куколку и каждый день слал в замок цветы?

— Ещё бы, вот ведь сукин сын!

— Он в этот раз очень постарался, можно сказать, проявил глубокую преданность.

Расхвалив ещё нескольких человек, Подтяжкин вдруг вспыхнул от гнева, потому что подумал о другом:

— Впрочем, это дельце с побережьем, которое стало нашей головной болью, воспитало в нас характер.

— А по-моему, характер у тебя ни на йоту лучше не стал, — бросил Чуньюй Баоцэ.

Подтяжкин схватился за свою лысеющую макушку:

— Если за зиму не вымерзнем, то весной обязательно будут и цветы, и плоды.

— Что ты хочешь сказать?

— А ничего особенного, дедуля, это я к тому, что я сыт по горло.

Подтяжкин, замдиректора и несколько подчинённых отправились в дальние края, а Чуньюй Баоцэ мирно взялся за чтение, укрывшись от всех в библиотеке. Он сидел на стуле выпрямившись, как прилежный ученик, а когда заныла поясница, пересел на диван. Так он читал пару часов, а затем улёгся на диване, почти не отводя глаз от страницы. Маленький столик был завален книгами, которые он читал одну за другой. До него донеслись ароматы кофе и чая: кто-то беззвучно поставил рядом поднос и удалился. Обычно ему прислуживали Писунья, Жучок и Застёжка, а если приходила Куколка, те все до одной удалялись. В этот час даже Куколка не беспокоила председателя, так что никто не отвлекал его от полётов мысли. Всё вокруг поистине увлечённого читателя беззвучно отступает и прячется, и он глубже и глубже погружается в лабиринт. Иногда он даже забывал пить и ходить в туалет, и лишь когда уже совсем не в состоянии был терпеть, вскакивал и пошатываясь бежал в уборную, а выходя оттуда, сразу устремлялся к дивану, на ходу застёгивая ремень. Губы его непрестанно двигались в невнятном бормотании. Однажды Куколка увидела, как он полулежит и шёпотом читает в кое-как натянутых штанах. Она поправила и застегнула на нём брюки, вытерла ему руки, а он даже бровью не повёл. Она уселась в свой уголок и взялась за книгу, искренне сопереживая героям. Потом, подняв голову и отыскав глазами хозяина, она обнаружила, что он всё так же склонился над книгой, а слегка вьющиеся волосы легонько подрагивают.

— В жизни я столько времени потратил впустую, это очень печально, — сказал он в один из редких перерывов между чтением, взяв в руки чашку.

Куколка всегда отвечала и подбадривала его: неправда, вы же создали целую корпорацию — «Лицзинь». Сколько раз он слышал эти слова, уже и не сосчитать. С вымученной улыбкой он отвечал: правда? Лиса-то разбогатела, а я по-прежнему нищий.

— На самом деле моё призвание — творчество, то есть я должен был стать писателем.

Он прочистил горло, словно оно у него першило, и неспешно сделал глоток. Куколка кивнула:

— Вы ведь уже им стали.

— Если бы! Я тебе так скажу: то, что я изложил в этих книгах, — лишь десятая часть того, что у меня на душе, а может, и того меньше. Я и сам удивляюсь, что мне хочется столько всего поведать миру.

— Да, это потому, что у вас богатый внутренний мир, а ещё бесконечное чувство долга.

Чуньюй Баоцэ взглянул на неё, выпятив нижнюю губу, и громогласно заявил:

— Всё дело в том, что мир ко мне слишком безжалостен! В нём нет для меня места, а я всё не ухожу — таким образом я озвучивал ему причину, почему не ухожу, много-много причин! — Он повернулся к Куколке спиной, как будто рассердившись. Когда он заговорил снова, голос его звучал тихо, почти неслышно: — Но он, этот мир, так и не понял меня. И мне теперь ничего не остаётся, кроме как уйти…