64. Итак, я, являясь, как уже сказал, представителем самого большого города в Сицилии, имеющего возможность скорее нападать, чем обороняться, однако предвидя дальнейшее, хочу все же договориться с врагами и не причинять им обид, чтобы самому вдвойне не пострадать. Я не столь неразумен, чтобы воображать себя полновластным хозяином как своего решения, так и своей судьбы, над которой я не властен и которой считаю необходимым подчиняться. (2) И от вас, сицилийцев, я ожидаю, что вы добровольно сделаете то же самое, пока враги не вынудили вас к этому. (3) Ведь вовсе не постыдно соплеменникам улаживать миром свои ссоры с соплеменниками: дорийцам с дорийцами или халкидянам со своими сородичами ионянами. Все мы соседи, живем на одной, омываемой морем земле и носим одно общее имя сикелиотов, и если даже при случае начнем войну между собой, то вскоре сумеем договориться и заключить мир. (4) Но с чужеземными завоевателями мы всегда будем сражаться все как один, если только проявим благоразумие, так как ущерб, нанесенный врагом отдельным городам, одинаково опасен и для всех. И впредь мы не станем приглашать из-за рубежа ни союзников, ни посредников в спорах. (5) Таким образом мы и сейчас сохраним Сицилии сразу два преимущества: она избавится и от афинян, и от междоусобной войны. И в будущем мы останемся полными хозяевами нашей свободной страны и будем меньше подвергаться злоумышлениям других».
65. Такова была речь Гермократа. Следуя ей, сицилийцы согласились покончить с междоусобной войной при условии, что каждый город сохранит за собой свои владения. Только Моргантина1
была передана камаринцам, за что те должны были уплатить сиракузянам определенную сумму денег. (2) Союзные с афинянами города, призвав афинских военачальников, объявили им о намерении заключить мирный договор2, к которому, если угодно, могут присоединиться и афиняне. Получив согласие военачальников, союзники заключили мирный договор, и затем афинская эскадра отплыла из Сицилии. (3) По возвращении эскадры афинские власти присудили двоих стратегов — Пифодора и Софокла — к изгнанию, а третьего — Евримедонта — к денежному штрафу, обвинив их в том, что они могли подчинить Сицилию, но отступили вследствие подкупа. (4) Так, ослепленные своими удачами, афиняне надеялись достичь не только возможного, но и недоступного, лишь применяя большие или меньшие средства. Причиной этого были неожиданные почти повсеместные успехи, которые внушили афинянам великую самоуверенность.66. В то же лето оставшиеся в городе граждане Мегар, жестоко страдая от войны с афинянами1
, которые дважды в год вторгались2 со всем войском в их землю, а также от разбойничьих набегов своих изгнанников из Пег (изгнанных народной партией после восстания)3, стали между собой говорить о возвращении изгнанников, чтобы не подвергать город разорению сразу с двух сторон. (2) Друзья изгнанников, услышав эти толки народной толпы, решили, что готовится нечто важное, и вступились за их возвращение еще настойчивей, чем раньше. (3) Но когда вожди народной партии поняли, что демократия после возвращения изгнанников не сможет в эти тяжелые времена удержаться без помощи извне, то в страхе завязали переговоры с афинскими стратегами Гиппократом, сыном Арифрона, и Демосфеном, сыном Алкисфена, с целью передать город в руки афинян: в этом они видели меньшую опасность, нежели от возвращения изгнанных ими сограждан. (4) Итак, они договорились, что афиняне сначала захватят Длинные стены4 (длиной около 8 стадий от города5 до гавани Нисея) для того, чтобы пелопоннесцы не смогли прийти на помощь из Нисеи, где только они держали гарнизон для охраны безопасности Мегар. Затем заговорщики решили попытаться сдать афинянам также и верхний город в надежде, что это удастся после взятия Длинных стен.