История

92. Поэтому олигархи велели энергично строить это укрепление (с калитками, входами и лазейками, по которым можно было провести врагов), для того чтобы своевременно его окончить. (2) Разговоры об этом сначала велись втайне и в узком кругу недовольных. В это время на рынке в Афинах, при полном скоплении народа¹, в нескольких шагах от здания совета внезапно был убит Фриних (вернувшийся из посольства в Лакедемон). Человек, нанесший удар, неизвестный перипол², успел скрыться. Его сообщник, аргосец, был схвачен и по приказу «Четырехсот» подвергнут пытке. Однако имени подстрекателя он не открыл, но сказал только, что знает многих людей, которые собираются в доме начальника периполов и в других домах. Никаких последствий, однако, это дело не вызвало. Между тем Ферамен, Аристократ и другие их единомышленники стали действовать более решительно. (3) Тем временем корабли из Ласа, обогнув вдоль побережья мыс Малея, бросили якорь в Эпидавре³ и оттуда по пути совершили набег на Эгину. Ферамен утверждал, что эти корабли, вероятно, никогда по пути на Евбею не зашли бы на Эгину и затем по возвращении оттуда не бросили бы якорь в Эпидавре, если бы их не вызвали с той целью, на которую он всегда указывал. Поэтому, повторял он, бездействовать далее невозможно. (4) Всеобщее недовольство и подозрительность выразились во множестве мятежных речей, и наконец народ перешел к действиям. Гоплиты, строившие укрепление Эетионии в Пирее (среди них был и таксиарх Аристократ⁴ со своим отрядом), схватили Алексикла (стратега, назначенного олигархами, который был особенно связан с тайными обществами) и заперли его в одном из домов. (5) Гоплитам помогали в этом и другие, между прочим, Гермон, начальник периполов, стоявших в Мунихии⁵. Важнее всего, однако, было то, что поступок этот одобряла вся масса гоплитов. (6) «Четыреста», когда им во время заседания совета сообщили о происшествии, хотели тотчас же идти на сборные пункты и призвать граждан к оружию. Они стали угрожать Ферамену и его сторонникам. Ферамен же начал оправдываться и заявил, что готов идти вместе с ними освободить Алексикла. Затем, взяв с собой одного из военачальников из своей партии, Ферамен спустился в Пирей. С ним вместе отправились Аристарх и несколько молодых всадников⁶. (7) В городе началось страшное смятение; граждане уже думали, что Пирей в руках мятежников и что пленник Алексикл убит, а жители Пирея ожидали, что горожане вот-вот нападут на них. (8) Старшие граждане с трудом удерживали молодых людей, хватавшихся за оружие и метавшихся в разные стороны. Присутствовавший при этом Фукидид, афинский проксен из Фарсала⁷, смело старался преградить дорогу толпе и громко призывал не губить отечества, когда враг у ворот. Наконец граждане успокоились и прекратили свалку. (9) Когда Ферамен прибыл в Пирей (сам он был также стратегом), то только для вида стал бранить гоплитов. (10) Аристарх же и сторонники противной партии действительно распалились гневом на них. Однако эта брань не вызвала у гоплитов никакого раскаяния, и большинство из них направились разрушать укрепление. Гоплиты спрашивали Ферамена, считает ли он, что укрепление строится на благо государства и не лучше ли его разрушить. Ферамен отвечал: если они хотят разрушить укрепление, то он, со своей стороны, также не против этого. Тогда гоплиты и множество жителей Пирея взошли на укрепление и принялись срывать его. (11) Гоплиты обратились к толпе с призывом: «Всякий желающий правления „Пяти тысяч“ вместо „Четырехсот“ пусть идет и помогает нам разрушать укрепление». Ибо они всё еще скрывали свои истинные взгляды под именем «Пяти тысяч» и не рисковали открыто заявить, что всякий из них желает демократического правления. Они опасались также, что «Пять тысяч» действительно могут избрать и как бы кто-нибудь, сказав соседу что-либо по неведению о демократии, не попал в беду. Поэтому и «Четыреста» вообще не желали выбирать «Пять тысяч» и вместе с тем показывать, что выборов не будет. Ведь участие столь многочисленного собрания в управлении государством в их глазах было бы, конечно, не чем иным, как настоящей демократией, тогда как неопределенность и тайна заставляли людей опасаться друг друга.