История

72. На следующий день Цериал вступил в Колонию Тревиров199. Солдаты настаивали на том, чтобы город был стерт с лица земли. "Тут родина Классика, здесь родился Тутор, - кричали они, - из-за их коварства попали в осаду и погибли наши легионы. Разве можно сравнить это преступление с виной Кремоны, которая лишь на одну ночь задержала победителей, но и за это была разграблена дотла, - а ведь Кремона стояла в самом сердце Италии? Неужели же мы допустим, чтобы здесь, на границе Германии, целым и невредимым сохранился город, похваляющийся убийством наших полководцев, трофеями, отнятыми у наших армий? Пусть все, что удастся здесь взять, идет в казну, мы хотим видеть, как пламя пожрет мятежный город, как гибелью своей он заплатит за уничтоженные римские лагеря". Опасаясь, что позор падет на него, если распространится слух, будто он потакает распущенности и жестокости солдат, Цериал постарался справиться с царившим в армии возмущением. Солдаты никогда не вносят в войны против варваров того ожесточения, с каким они сражаются против своих сограждан; теперь гражданские распри были позади, и войска подчинились требованиям Цериала. Внимание их к тому же было отвлечено другим событием: в Колонию Тревиров пришли легионы, находившиеся до сих пор в землях медиоматриков. Угнетенные сознанием содеянных преступлений, легионеры стояли, опустив глаза в землю, и вид их вызывал жалость. Армии не приветствовали друг друга, кое-кто из солдат Цериала пытался утешить и подбодрить новоприбывших, но те не отвечали, они разбрелись по палаткам и сидели там, избегая даже дневного света, оцепенев не столько от страха, сколько от стыда и сознания собственного позора. Победители тоже ходили мрачные и, не смея открыто просить о снисхождении к провинившимся, молчали и плакали, стремясь добиться прощения для своих товарищей. Наконец, Цериал успокоил и тех, и других, приписав злому року все, что на самом деле произошло из-за происков врагов или распрей между командирами и солдатами. "Считайте сегодняшний день первым днем вашей службы, - сказал он, обращаясь к пришедшим, - считайте, что только сегодня вы принесли присягу. Былых преступлений не станем вспоминать ни император, ни я". Новоприбывших разместили в том же лагере, где находились воины Цериала; по манипулам был оглашен приказ, запрещающий солдатам, если они поссорятся или начнут браниться, попрекать товарищей былой изменой или понесенным поражением.

73. Вскоре после этого Цериал созвал на сходку тревиров и лингонов и заговорил с ними следующим образом: "Я никогда не был оратором и привык оружием доказывать доблесть римского народа. Но раз для вас важнее всего разговоры, раз добро и зло вы судите не по их подлинному значению, а по тому, чем назовет их какой-нибудь бунтовщик, я решил обратиться к вам с несколькими словами; исход войны почти решен, и вам важнее их выслушать, чем мне сказать. Римские полководцы и императоры вступили в земли, принадлежавшие вам и другим галлам, не из алчности, а по просьбе ваших предков, едва не погибших от междоусобных войн200. Германцы, которых вы в ту пору призвали на помощь, обратили в рабство вас всех, не разбирая, где союзник, где враг. Сколько раз сражались мы с кимврами и тевтонами, какие трудности пришлось вынести при этом нашим войскам, чем кончились войны с германцами201- достаточно хорошо известно. Мы поставили свои армии на Рейне не для того, чтобы обеспечить безопасность Италии, а для того, чтобы не дать новому Ариовисту202посягнуть на государство галлов. Неужели вы думаете, что вы милее Цивилису, батавам и зарейнским племенам, чем их предкам - ваши отцы и деды? Та же страсть к грабежам, та же алчность и любовь к скитаниям всегда гнали германцев в галльские земли; то же стремление захватить ваши плодородные края и вас самих испокон века заставляло их покидать свои болота и дебри. Свобода и прочие громкие слова для них лишь предлог; не было еще человека, который, намереваясь захватить власть и поработить других, не прибегал бы к этим словам.