История Аквариума. Книга флейтиста

Вообще способов записать музыку для кино есть множество, но один мне нравится больше всего. Это когда ты, как композитор, до самого последнего момента не знаешь что получилось и идешь на просмотр как можно менее осведомленный – что тебе предстоит увидеть. Вот тогда потом – настоящая, увлекательная работа. Можно импровизировать прямо на месте, подкладывая только что родившуюся тему по «живому» материалу, меняя на ходу все, и не только музыку, но иногда и сам монтаж ей в угоду. Впоследствии, когда я сольно работал для кино, я поступал именно в таком ключе. Мы работали так же.

Писались музыкальные фрагменты и темы в определенном настроении и темпе, а Сергей Александрович тут же брал их и нес приклеивать к изображению. На следующий день вносились обоюдные коррективы.

Так кадрик за кадриком, сценка за сценкой, нотка к нотке, фразочка к фразочке – вышел человечек! А на деле – кино!

И кто бы знал, на сколько скучно любое экранное действо, если в нем нет музыки. Сколько у нас было тогда возможностей в этом убедиться. Да простит меня «великое немое» кино! Но даже для него в конечном итоге обязательным был тапёр.

Без музыки кино отказалось существовать! А после этого уже серьезного эксперимента на «Мосфильме» на очень долгое время и мы не могли существовать без кино. Вот оно как получилось. Взаимный интерес был очевиден.

Большая удобная студия звукозаписи «Мосфильма» в отличии от любой другой студии звукозаписи, именуемая «тон-студией», оказалось уютным местом для всех этих экспериментов.

Вообще о студиях звукозаписи для кино следует сказать отдельно. Это обычно просторные залы, с местами или амфитеатрами для хоров, это много пространства для размещения симфонического оркестра, это множество стационарных, далеко-не-переносных музыкальных инструментов, типа литавр, арф, tubular bells, ксилофонов, вибрафонов, роялей, челест, клавесинов, в общем всего, что только можно представить и применить в звукозаписи. И весь этот арсенал можно использовать, включая самих исполнителей на этих и любых других музыкальных инструментах… Представьте себя в оранжерее.

Вы ходите вокруг невиданных доселе растений и цветов, и наслаждаетесь, и рассматриваете, и нюхаете каждый кустик, каждый листочек. Так и здесь – невозможно пройти мимо, не коснувшись всего этого хотя бы рукой, хоть пальчиком. И каждый изданный звук превращается в мелодию, всё вместе в импровизацию, а в конце концов это оказывается на пленке и звучит в фильме. Прямо сказка какая-то! А может это и есть сказка?

За «АССОЙ» пришло относительное примирение со всем окружающим миром. Я имею ввиду официальную жизнь. С этого момента разрешалось играть любую музыку, не только песни. Ха-ха!

Смысл не в том, что к 1986 году уже многое разрешалось и уже почти ничего не запрещалось. Суть в том, что в этот момент в сознание многих плавно входила или как сейчас модно говорить – загружалась «перестройка». За слово «перестройка» впоследствии даже Нобелевскую премию дали.

Но я не об этом факте, а о том, что в этот момент плавно, но с большой скоростью начинало ломаться привычное советское сознание. А основной его смысл заключался, если вы помните, в истине – если не сказано, что можно – то нельзя! Предстояло же осмыслить совсем новое положение – что не запрещено, то можно! Короче, делай что считаешь нужным, а случись что, с тебя и спросят. Помните, как часто в то время звучал разговор: «Тут вчера по телевизору такое показывали…» А в ответ: «Теперь все можно!» Вот за это «можно» и рубились многие.

В том числе и «Аквариум». Правда он это делал как всегда в своей манере, не акцентируя особо внимание на себе.

«АССА» – был достаточно большой прорыв в ту общесоюзную кормушку для советских композиторов (и совсем не обязательно плохих, на примере, скажем, Шостаковича или Каравайчука), к которой они никого, кроме себя самих, не подпускали. От этого страдали, порой, и сами фильмы, и их зрители. О зрителе вообще никто особенно никогда не думал.

Наверно почти так же было и в нашем случае, за исключением той детальки – в общем-то мы писали музыку не только для кино, а и для своих же слушателей, фанов, если угодно, а это подразумевало несколько иную форму ответственности. Так что «Русско-абиссинский оркестр» и «Квартет Анны Карениной» это удачные поиски именно того периода, нашедшие впоследствии себя на пластинках. Все это появилось именно в то время.

Кроме относительной новизны, что принес с собой этот первый опыт кинозвукозаписи, к актам премьер и первых показов прибавились большие концерты с участием авторов музыки.

Не могу сказать, что в этом вообще был какой-то смысл, но неучастие в них ставило любого участника закончившегося процесса создания кино в положение этакой дворняжки, что поела из хозяйского корытца и долой, поджав хвост.

В манкировании таких событий есть что-то неприличное, но к чему это я? А Бог его знает?

Концерт, который прошел в МЭЛЗ'е (Московском электроламповом заводе) вне всякого сомнения смог даже чем-то удивить.