Дело в том, что и по сей день «Аврора» – пост № – 1 на всем флоте (может и не на всем, но на Балтийском – точно), а значит его экипаж – самый настоящий морской экипаж. С командиром (капитаном), замполитом и всеми другими начальниками и подчиненными, что полагаются на любом боевом корабле. Каждый из них при этом, не музейный экспонат, а наоборот, самый настоящий, за все, что положено, отвечающий офицер или матрос.
От этого и замполит должен был все знать о том, что должно происходить на судне. Судно-то – «Аврора»!
И оттого бегал он за Михаилом, отчего-то решив, что Мишка самый главный и все это затеял. Бегал, заглядывал в Мишины глаза, и постоянно твердил один и тот же профессиональный вопрос: «Скажите, Миша, а меня после этих съёмок оставят на флоте или спишут?»
Ещё ничего не началось, а профессионал уже чувствовал неладное. Михаил мудро молчал и старался избегать ответов… Через какое-то время на борт поднялся капитан…
Меня, как только я оказался на корабле, спросили – не понимаю ли я что-нибудь в пианино? Я тогда одобрительно кивнул головой… Теперь, когда появился капитан, меня вновь нашли и уже привели прямо к нему.
Капитан провел меня в одну из кают, что находилась в той части крейсера, где, со слов капитана, отдыхал Император, когда бывал на борту. В дальнем углу стояло пианино. Он указал на него и ещё раз задал вопрос: «Вы разбираетесь в пианино?» Я утвердительно кивнул и не теряя ни мгновения подошел к инструменту.
Поначалу капитан не придал значения моей прыти и продолжал разговор. Он начал рассказывать, что этот инструмент принадлежал Государю-Императору, что только он на нем любил и мог поигрывать на корабле, и что команда умудрилась его сохранить до сегодняшних дней. А сейчас им очень интересно, можно ли на нем играть?
Я же, слушая весь этот рассказ, что-то поиграл на инструменте, а затем начал спокойно его разбирать.
Мои действия вызвали замешательство в морских рядах. Капитан замолк, а офицер, стоявший рядом, притих. Все, замерев, смотрели за моими действиями…
Ну а я спокойно разобрал все, по-морскому говоря «переборки», и полностью оголив рабочий механизм инструмента, начал его беглый осмотр. Это наверно очень забавно выглядело со стороны.
Императорское пианино, над которым склонилась личность в мичманско-офицерской форме времен японской кампании 1905 года, а над ним в оцепенении стоят советские морские офицеры и не смеют шелохнуться.
Сергей Дебижев был в тот момент рядом и все видел. Как он сожалел впоследствии, что такая сцена не была отснята… Такое уже никогда специально не отрепетируешь, и, конечно же, не снимешь.
«Отличный инструмент!», – был мой приговор, и я так же уверенно и быстро его собрал. Капитан молчал. Подчиненные тоже…
«Нужен мелкий ремонт некоторых молоточков и настройка», – добавил я напоследок. Пожал руку капитану и вышел. Капитан молчал. Часть команды тоже… По палубе замполит так же бегал за Файнштейном и задавал все тот же вопрос: «Меня только спишут на берег или совсем уволят с флота после этой съёмки?»…
Теперь дело было за Борисом – сидел дома и ждал, когда за ним приедут. «Дом» находился неподалеку, в квартире Александра Житинского85
– писателя и большого любителя российского рок-н-роллла. Боря был тогда у него в гостях.Когда я писал о Самсоновой-Роговицкой и её отношении к своей работе, то уже упоминал о той категории людей, которые любят, то чем занимаются и безгранично преданы этой любви. Именно такие эпитеты необходимо применять и ко всему творчеству питерского писателя Александра Житинского.
Он первый из этой гильдии деятелей искусств не только обратил внимание на этот срез российской культуры, как рок-н-ролл, но и полюбил его. И не только полюбил, но в своей любви попытался понять, осмыслить и даже постарался донести это знание до своих коллег. Другое дело, что его коллеги, насквозь пропитанные ромом, оказались в массе своей бледно фосфорисцирующей поверхностной массой, подобной планктону, что попросту не желала что-нибудь слышать. Достучаться до их сознания оказалось делом гиблым. Но гиблым для них, а не для окружающих.
По его инициативе в залах Дома союза писателей Ленинграда бывали даже концерты, в которых обязательно принимал участие и «Аквариум», но они, писатели, естественно проводили время в буфете, как довесок к цитате из Островского: «Актёру – место в буфете!»
И закономерно, что это здание в самом начале «перестройки», когда писательский труд наконец-то, хоть и на короткое время, вновь стал востребован – сгорело. Да ещё как! Милый был особняк!…
Так вот за Борисом отправился автобус. Небольшой студийный УАЗик. В нем, чтоб показать дорогу к «старшему по званию», а у Бориса был какой-то «адмиральский» костюм, отправились «морские офицеры» Андрей Романов и Андрей Решетин86
.