Между тем люди, подобные Райнеру и Гвидону, были облечены огромной властью, неограниченным правом интердикта над людьми и землей. Архиепископу нарбоннскому циркуляром от 13 апреля 1198 г. предписывалось оказывать им во всем содействие, все их распоряжения заранее одобрять. Все что они не постановят против вальденсов, катаров, патаренов и других еретиков, их последователей и защитников, местные духовные власти должны смиренно подтверждать. Светские же власти, - графы, бароны и вельможи должны содействовать проповедникам, а именно конфисковывать имущества отлученных, изгонять их, сперва приказом, а потом, если еретики будут презирать отлучение Райнера, то и силой оружия, "помощью светского меча" [3_6]
.О том же были посланы циркуляры архиепископам д { Э, вьеннскому, арелатскому, таррагонскому, лионскому и их епископам, и также всем князьям, графам и баронам южных областей.
Только притворным спокойствием папы, его верой в несокрушимую крепость Церкви, можно объяснить предложение баронам тулузским гостеприимно принимать легатов-цистерцианцев. Не прошло и месяца проповеднической и административной деятельности Райнера, успевшаго произнести несколько интердиктов и удалить многих духовных лиц с их мест, как папа отправил его в Испанию по тем же церковным делам, и обязанности его всецело поручил Гвидону, послав о том (13 мая 1198 г.) циркулярное извещение по всем южным епархиям.
Через год Райнер вернулся; его полномочия на вторичное легатство были подтверждены 12 июля 1199 года, и в тоже время всему местному духовенству предписывалось удвоить наблюдение за еретиками [3_7]
.Прошло полтора года опыта. Мирные распоряжения не приводили ни к чему; усердие бернардинских фанатиков в Лангедоке, оскорблявшие тамошнюю традицию свободы, только возбуждали ненависть в народе, безразлично - в католиках ли, или еретиках.
Ересь по прежнему стучалась в ворота Рима. Первосвященник римский не решился приехать в Витербо - город наполнен еретиками.
Влияние еретиков усиливалось, можно сказать, на глазах у папы, в его вотчине и было способно привести Иннокентия в негодование. Однако и тут он только повышает тон; дух относительной умеренности и теперь не покидает его.
В послании к жителям Витербо от 25 марта 1199 года он, под угрозой проклятия, запрещал им повиноваться еретическим сановникам. Как ленный государь, он освобождает их от клятвы и лишает должностей тех консулов, которые позволяли себе заседать рядом с еретиками. Патаренов он повелевает выгнать в течении е пятнадцати дней, и лишь на случай ослушания грозит им войной и гневом, который покажет им всю силу апостольского меча [3_8]
.Все эти угрозы, как оказалось впоследствии, не оказали должного впечатления; всякое отлучение было бессильно; прекращение церковного католического богослужения только радовало большинство. Лишь одно личное прибытие папы могло поправить католическое дело, побудив еретиков удалиться из города.
Сцены в Витербо поэтому демонстируют неизбежность той политики, принять которую Иннокентий мог только в силу исключительности обстоятельств.
Ни о каком участии Юга в католических интересах нельзя было и думать. Одна партия никак не могла понять другой. У каждой были противоположные пути, сойтись на которых было невозможно. Каждая имела своих борцов, героев и вождей. Чем был для католичества Иннокентий III, тем для альбигойства в некотором отношении служил Раймонд VI. Мог ли он думать об уступках и смирении, даже если бы при его дворе верили слухам о крестовом походе? На него были обращены надежды последователей нового вероучения. Он не скрывал своего покровительства ереси. В церковь он водил своего шута, который подпевал священнику, кривлялся, гримасничал и, стоя спиной к алтарю, благословлял народ. Граф во всеуслышание говорил, что цистерцианские монахи не могут оставить свою роскошь, что он сам хотел бы походить на альбигойских проповедников и мучеников. Цистерцианский аббат жаловался ему на еретика Гуго Фабри, который хвастался тем, что осквернил католический храм в Тулузе и, между прочим, рассказывал, что в священнике, совершающем таинства, присутствует демон. Граф в ответ на это сказал, что за подобные пустяки он не накажет и последнего гражданина в своем государстве. Все знали, что в его свите были проповедники, утешенные и диаконы альбигойские. Раймонда часто видели на торжественных собраниях еретиков. Иногда эти собрания устраивались в его собственном дворце. Он преклонял колена, выслушивая молитвы утешеннных или принимая их благословение. Его желанием было умереть на руках "добрых людей".
"Ради них, - говориль он, - я готов лишиться не только всего государства, но и самой жизни".