История альбигойцев и их времени. Книга первая.

Граф, — ответил он, — ты не должен терять смелости. Я знал, что делал. Жди, надейся, — и, может быть, я буду в состоянии возвратить твои права и исправить совершившееся. Если я лишил тебя наследства, Бог пошлет тебе другое, потерянное Он может возвратить тебе. Сети, опутывающие тебя, Он может разорвать, мрак — прояснить. Так как все во власти Божьей, ты не должен отчаиваться в Нем, и если Господь продлит дни мои, чтобы восстановить Церковь правды, то я возвышу права твои так высоко, что тебе не придется обвинять ни Бога, ни меня. А что касается клеветников, которые восстают на тебя, то скоро ты увидишь, как я намерен поступить с ними. Иди, и если ты прав, то Бог поможет и защитит тебя. Но оставь мне твоего сына, я поговорю насчет его и, может быть, что-нибудь сделаю для него.

— Государь, — сказал растроганный граф, — твоему святому покровительству поручаю я сына, себя самого и всю судьбу мою.

Папа благословил его в последний раз в своей жизни, и они расстались. Раймонд VI выехал из Рима. В Витербо его нагнал граф де Фуа, которому папа прямо обещал возвратить его замок (и сдержал обещание). Проезжая через итальянские монастыри, оба графа казались искренними католиками — они везде принимали Причастие и пользовались всяким случаем лобызать мощи.

Иннокентий между тем через пятнадцать дней после закрытия собора, когда большая часть прелатов разъехалась, издал грамоту на имя епископа Нима, архидиакона Вильгельма из Конфлана, в которой спешил изменить соборное постановление относительно графа де Фуа. В ней говорилось, что Монфор и его люди несправедливо разоряли лангедокские замки и деревни, что крестоносцы поступали незаконно и бесчестно. Упомянутым духовным лицам было поручено через три месяца представить в Рим подлинное донесение о всем происходившем с графом и исследовать, почему именно он лишился своих владений. Пока город Фуа должен охранять аббат Тибери, под верховной властью папской, а после папа укажет, как с ним поступать. Если же владения будут возвращены графу де Фуа, то Монфор обязан жить с ним в дружбе и никогда не предпринимать войны ни с ним, ни с его племянником Роже Коммингским [4_105].

В конце декабря Иннокентий пригласил к себе молодого Раймонда, которому все время оказывал постоянное внимание и расположение. Юноша не мог умолчать о своем несчастье и в слезах жаловался папе, возлагая на него свои надежды.

— Дитя мое, — отвечал Иннокентий, — если ты будешь соблюдать мои советы, ты не погибнешь ни в этом мире, ни в том. Старайся любить, почитать и благодарить Бога; исполняй святые постановления Церкви, внимай богослужению и совершению святых таинств. Преследуй ересь и соблюдай мир, не разоряй монастырей и не давай оскорблять путников. Никогда не бери чужого добра для своего обогащения. Не обижай баронов и мудро властвуй над под данными, снисходи к побежденным. Но ты можешь заши щать свое право против всякого, кто хотел бы обидеть или ограбить тебя.

— Но, государь, — сказал Раймонд, — бедность и нужду тяжело переносить. Где мне думать о завоеваниях, когда негде приклонить голову.

— Не делай ничего противного Богу. Господь, если ты правдиво послужишь ему, обильно наделит тебя землями. Ты знаешь, что я даю тебе Венессен, Аржанс и Бокер, пока этого будет достаточно тебе. Монфор же будет государем над остальными землями, до тех пор пока Церковь не признает должным восстановить тебя во всех твоих правах.

— Государь, — возразил Раймонд, по словам провал сальского патриота, — горько слышать мне о дележе между чужеземцем и мною. Если так, то кто-либо, один из нас, живым или мертвым, должен владеть всей землей безраздельно. Все это решит меч, и я осмеливаюсь просить у вас только одного, государь, чтобы вы позволили мне отвос вать мою землю оружием, если я в том преуспею.

Папа посмотрел на него, тяжело вздохнул, потом поцеловал юношу и благословил.

— Делай как знаешь и помни, что нечистое дело всегда выйдет наружу. Пусть Господь Бог даст тебе силы хорошо начать и хорошо закончить все, что бы ты ни задумал [4_106].

С этими словами они расстались. Раймонд уехал из Рима, в Генуе он нагнал отца и графа де Фуа.

Законный, но развенчанный государь Юга плыл в Марсель, где ему готовилась торжественная встреча. Весь город был на берегу — народ приветствовал с энтузиазмом графов, которые были близки ему по отчизне и несчастьям. Здесь же Раймонда известили, что в Авиньоне, на берегу Роны, его ждут четыреста провансальских рыцарей, между которыми, конечно, могло быть много альбигойцев. Напутствуемые благословениями и теплым изъявлением сочувствия, графы оставили Марсель.

В это самое время Монфор стал готовиться к новым операциям. Он понимал, что значат эти манифестации, эти изъявления преданности, быстро заявленные на всех концах Юга. Этот энтузиазм был как бы народным протестом на решения латеранского собора, протестом горячим и неподдельным. Протестом массовым и потому опасным.