Теперь был редкий случай опереться не только на остатки альбигойства, но на все народное отвращение к трибуналам и на множество безвинных жертв инквизиции. Раймонд не воспользовался ими и снова, уже навсегда, проиграл дело.
А между тем несчастные альбигойцы думали, что действительно им будет легко жить, что монахи и варварские суды не станут их мучить. Они поддались на обман и очертя голову первые кинулись на своих врагов. Пока Раймонд сражался с французскими вождями, они рассчитывались с инквизиторами.
В области Ларагуэ есть Авиньонский замок; теперь он называется Сен-Папуль. За несколько дней до праздника Вознесения, в 1242 году, во дворце этого замка остановись одиннадцать путешественников. Восемь из них были монахами. Один монах в белой рясе наводил особенный страх на жителей. Скоро узнали, что он из Тулузы и приехал в Авиньонет с целью карать жителей за ересь. Его особенно боялся городской бальи Раймонд Альфаро. 27 мая, накануне праздника, приезжих навестил приор Авиньонета и беседовал с ними до самой ночи. Разговор действительно шел об открытии инквизиционного трибунала в этом небольшом городке. Завтрашний праздник был удобным предлогом. Два монаха, которым все прочие оказывали особенное почтение, были известные инквизиторы Арнальди и Стефан. С ними был их постоянный сотрудник в Тулузе архидьякон Лезата и новый инквизитор, доминиканец Раймонд Писатель; при каждом из них был послушник. Нотарий и два прислужника тулузского трибунала, прибывшие вместе с ними, ясно показывали, с какой целью путешественники посетили Авиньонет. Альфаро имел основания опасаться стать первой жертвой трибунала. Назначенный на свою должность графом Раймондом, он знал, в каких отношениях был последний к Арнальди и вообще доминиканцам. Он рассчитывал одним ударом спасти себя и угодить своему государю. В день прибытия инквизитора он только что вернулся от графа.
Недалеко от Авиньона, в отрогах пиренейских гор лежит посреди скал замок Монсегюр. Он не был занят французами. Почти неприступная местность и предания прошлого делали его даже и теперь местом убежища еретиков и гонимых. Не только альбигоец, но и всякий преступник, даже разбойник, спасшийся в Лангедоке от рук правосудия, считал себя свободным в Монсегюре. Его владетель, старый синьор Роже Мирепуа, гордился тем, что он один , не склоняет своей головы пред королем и по завету предков поддерживает баронскую честь. Монсегюр был единственной крепостью еретиков. В таком городе, наполненном беглецами, было много пострадавших лично от инквизиции и пылавших особенною ненавистью к Арнальди. Мирепуа одобрил предприятие бальи (115) и послал в его распоряжение своих воинов.
Альфаро расположил в роще этот небольшой отряд. Из него было отобрано двенадцать добровольцев, которым роздали топоры и мечи. Была ночь на Вознесенье. Рыцарь Видаль привел двенадцать человек ко дворцу. Он встретил на улицах нескольких вооруженных горожан, у которых, видимо, было одно с ним намерение. Послали узнать, что делают монахи. «Они ложатся», — был ответ. Видаль пополнил свой отряд всеми встречными и тихо вошел во двор. Тут его ждал Альфаро. Оба поднялись на лестницу. Приор также ночевал у инквизиторов. Все двенадцать человек спали в одной длинной комнате — и все были убиты. Одни не успели открыть глаз, другие проснулись, но не могли защищаться. Альфаро первый замахнулся тяжелой палицей и убил Арнальди, прежде чем он успел промолвить одно слово. Запертые изнутри, монахи и прислужники кричали в смятении, но напрасно. Слабый свет освещал жуткую сцену. Последние жертвы, обреченные смерти, собрались в кучу и начали петь «Те Deum»; они падали под топорами и ножами один за другим. Убийцы приговаривали: «Очень хорошо, очень хорошо». У мертвого Арнальди Альфаро отрезал язык. Двух слуг бросили за окно. Бумаги, деньги и вещи убитых растащили. Факелы замелькали на улице; сбежались те, кто сочувствовал убийству. Альфаро рассказал, как было дело. Обращаясь к своим сотоварищам, он прибавил:
— Теперь все вы будете счастливы!
Убийцы вернулись в лес, сели на лошадей и ускакали. В Авиньонете все были довольны, немногие если и жалели кого из погибших, то одного приора. Синьор Мирепуа был недоволен только тем, что ему не прислали головы Арнальди; из его черепа он собирался сделать чашу.
Тулузские монахи пришли в ужас, когда узнали о гибели своих братьев. Но мстить было опасно. Восстание уже начиналось; Раймонд VII вел войну с французами. В Авиньонете более не боялись угроз.
Доминиканцы и минориты требовали только выдачи трупов. Они получили их и похоронили в своих монастырях, а архидиакона — в церкви святого Стефана.