Читаем История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный полностью

Она [алхимия] нравится мне не только многочисленными возможностями применения <…>, но также аллегорией и ее тайным, весьма заманчивым значением, касающимся воскрешения мертвых в день страшного суда ибо так же как огонь в печи вытягивает и выделяет из одной субстанции другие части и извлекает дух, жизнь, здоровье, силу, в то время как нечистые вещества, осадок, остаются на дне, как мертвое тело, не имеющее никакой ценности, точно так же бог в день страшного суда огнем разделит все, отделит праведных от неправедных

Перевод Николая Михайлова и Татьяны Цивьян

Менее известно, что златоделом слыл третий сын Лютера Пауль (1593–1593). По совету ближайшего соратника реформатора Филиппа Меланхтона (называвшего алхимию «софистическим обманом»), Пауль выбрал своей профессией медицину. Он стал преподавателем медицины в университете Йены, славящимся профессорами-алхимиками, а затем работал личным врачом многочисленных князей. При дворе саксонского правителя Августа, благоволящего алхимикам, Пауль Лютер стал заниматься спагирией и создавал растительные лекарства, жидкое золото и другие парацельсианские лекарства. Он практиковал и лабораторную алхимию, пытаясь добывать золото.

При дворе короля Пруссии Фридриха Вильгельма I (1688–1740) в Берлине алхимическая традиция расцветает за счет небывалого вложения денежных средств в эксперименты. При этом сам монарх негативно относился к идее трансмутации и алхимии в целом: неудивительно, если посчитать, сколько раз златоделы его обманывали. Иоганн Бёттгер (1682–1719), известный берлинский алхимик, произвел при прусском дворе фурор, превратив свинец в золото. Впрочем, позднее выяснилось, что она была фальшивой, после чего горе-алхимик был заключен под арест. Его жизнь и положение в общества спасло только то, что он — опять же, благодаря алхимии — случайно понял, как можно подделывать китайский фарфор. Его место при дворе занял дон Доменико Каэтано — известный алхимик-мошенник. Он недолго занимался алхимическими экспериментами — вскоре король приказал его казнить (см. здесь). За этими событиями внимательно следил немецкий златодел Георг Шталь (1659–1734), который после написания множества алхимических трактатов и учебы в университете Йены, где также было много алхимиков, прибыл к прусскому двору, чтобы занять вакантную должность королевского доктора. Вскоре после этого он резко меняет свою позицию касательно алхимии — теперь он клеймит эту науку как опасную для королевской особы, т. к. даже самый благоразумный монарх может потратить все время и деньги на бесполезные опыты. Однако, по мнению Шталя, стоит все же спонсировать опытных алхимиков в их экспериментах, чтобы другие страны не получили философский камень раньше. Спустя двадцать пять лет при дворе Шталь уже полностью отрицает алхимию как лживую науку: очевидно, что карьера у прусского монарха ему была куда важнее, чем приверженность алхимическим идеям. Опираясь на идеи австрийского алхимика Бехера, Шталь придумывает теорию флогистона — особой субстанции, обеспечивающей горение почти любого вещества, и заменяющей по смыслу меркурий Парацельса. Эта теория считается одним из первых свидетельств перехода от алхимии к современной химии.

В XVIII в. алхимию пытались использовать, чтобы прокормить растущие во время европейских войн армии: к примеру, шведский ученый Юхан Валлериус (1709–1785) улучшал методы земледелия при помощи алхимической теории, выделяя субстанцию, ответственную за плодородие почвы. Одновременно с этим обманывать доверчивых аристократов при помощи псевдоалхимических трюков продолжали знаменитые авантюристы: граф Сен-Жермен (1710–1784), Джакомо Казанова (1725–1798), и граф Алессандро Калиостро (1743–1795). Все эти люди были профессиональным шарлатанами, освоившими несколько зрелищных трюков для того, чтобы поражать публику, и утверждавшими, что владеют колдовскими секретами масонов. Однако не только для фальшивых алхимиков Нового времени были важны темы мистики и тайных обществ: во многом именно в сближении с мистикой алхимия в это время трансформировалась в нечто принципиально новое, что позволило ей получить еще большую аудиторию.


Алхимия и мистика

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре
История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Библия — это центральная книга западной культуры. В двух религиях, придающих ей статус Священного Писания, Библия — основа основ, ключевой авторитет в том, во что верить и как жить. Для неверующих Библия — одно из величайших произведений мировой литературы, чьи образы навечно вплетены в наш язык и мышление. Книга Джона Бартона — увлекательный рассказ о долгой интригующей эволюции корпуса священных текстов, который мы называем Библией, – о том, что собой представляет сама Библия. Читатель получит представление о том, как она создавалась, как ее понимали, начиная с истоков ее существования и до наших дней. Джон Бартон описывает, как были написаны книги в составе Библии: исторические разделы, сборники законов, притчи, пророчества, поэтические произведения и послания, и по какому принципу древние составители включали их в общий состав. Вы узнаете о колоссальном и полном загадок труде переписчиков и редакторов, продолжавшемся столетиями и завершившемся появлением Библии в том виде, в каком она представлена сегодня в печатных и электронных изданиях.

Джон Бартон

Религиоведение / Эзотерика / Зарубежная религиозная литература
Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами
Интервью и беседы М.Лайтмана с журналистами

Из всех наук, которые постепенно развивает человечество, исследуя окружающий нас мир, есть одна особая наука, развивающая нас совершенно особым образом. Эта наука называется КАББАЛА. Кроме исследуемого естествознанием нашего материального мира, существует скрытый от нас мир, который изучает эта наука. Мы предчувствуем, что он есть, этот антимир, о котором столько писали фантасты. Почему, не видя его, мы все-таки подозреваем, что он существует? Потому что открывая лишь частные, отрывочные законы мироздания, мы понимаем, что должны существовать более общие законы, более логичные и способные объяснить все грани нашей жизни, нашей личности.

Михаэль Лайтман

Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая научная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука