12. В начале декабря 1936 г. спор стал публичным, и в течение двух дней общественное мнение в Лондоне колебалось. Популярные газеты обвиняли правительство, церкви и аристократию в том, что они лицемерно защищают обветшалую мораль; манифестанты на улицах кричали: «Мы хотим нашего короля!» Но даже в Лондоне эти толпы были малочисленны, а более молчаливые жители провинций, Уэльса, Шотландии, доминионов вскоре дали понять своим представителям, что разделяют чувства британского правительства. Большинство граждан королевства и империи требовали, чтобы король сделал выбор между короной и этим браком. Парламент, проявивший во время этого кризиса похвальную и сознательную дисциплину, безоговорочно одобрил твердость премьер-министра. Эдуард VIII сам пожелал отречься от престола. «Я готов уйти», — сказал он Болдуину. Его ничто не связывало с теми, кто хотел бы превратить эту сентиментальную драму в политическую интригу. В день своего отречения (11 декабря 1936) в пользу брата, сменившего его на престоле под именем Георг VI, он адресовал из Виндзорского замка послание к своим бывшим подданным, в котором объяснял свой поступок и подтверждал в трогательных выражениях свою верность новому монарху. «
13. Эта драма, такая любопытная и еще незнакомая Англии, показала, что роль монархии остается достаточно значительной, чтобы общество требовало от королевского семейства представительских качеств, наибольшего изменения которых парламентские институты по-прежнему не способны обеспечить дисциплинированно, благоразумно и достойно, и, наконец, что метрополия и доминионы могут в наиболее сложных случаях легко, быстро и тайно согласовывать свои действия ради общей цели. Как выздоровевший больной оказывается порой сильнее, чем был до болезни, так и Британская империя вышла из этого кризиса, веря в свои законы и в саму себя. «Оттого что дерево яростно сотрясала буря, лишь яснее проявилась сила его корней».
14. Эти традиции, которые во внутренней политике так хорошо послужили Англии в период между двумя войнами, оказали ей плохую услугу во внешней политике, где она попыталась применить старые методы к новой ситуации. Одержимая идеей поддерживать в Европе «баланс сил», она в 1919 г. побоялась слишком ослабить Германию (как в 1815 г. поддержала Францию против союзников). А доводам Франции, которая требовала, чтобы Лига Наций была в состоянии защищать свои решения при необходимости силой, английские министры противопоставили идею о моральном принуждении. Однако оно не могло быть эффективным в то время, когда крупные европейские страны, Италия, потом Германия, увлеченные доктриной насилия, отдались диктаторам (Адольфу Гитлеру, Бенито Муссолини). Английский народ понял это раньше своего правительства. Мало-помалу пропаганда, проводимая во всех странах Союзом за Лигу Наций и поддержанная церквями, породила «Женевскую мистику» — нравственный императив прочного мира. Когда в 1935 г. Италия завоевала Эфиопию, сентиментальная волна усилила приступ английского империализма, и впервые после 1919 г. Великобритания предложила применить санкции, предусмотренные договором. Однако Англия и Франция опять действовали невпопад. Недостаточные санкции оказались неэффективными. Италия была отброшена в германский лагерь, в результате чего образовалась ось Берлин — Рим, а кабинет Невилла Чемберлена (который сменил в 1937 г. Болдуина) пытался проводить «политику успокоения».
15. Но такая политика не могла быть успешной с авантюристами, признающими только силу. Ободренный военно-морским договором, на который согласилась Великобритания, и безнаказанностью, с которой Франция и Англия позволили ему снова милитаризовать левый берег Рейна, Гитлер предпринял серию завоеваний без войн. Так, в марте 1938 г. была аннексирована Австрия. Потом настал черед Чехословакии. Чемберлен и его друзья полагали, что, если Германия получит удовлетворение по некоторым пунктам, она будет затем готова сотрудничать в поддержании европейского порядка. В сентябре 1938 г. на Мюнхенской конференции Великобритания и Франция бросили Чехословакию. «Я вам доставил достойный мир», — сказал Чемберлен, вернувшись в Лондон. Это была фраза Дизраэли после Берлинского конгресса. Уинстон Черчилль ответил: «У Англии и Франции был выбор между миром и бесчестьем. Они выбрали бесчестье; теперь получат войну». И оказался прав, потому что Гитлера, оценившего в Мюнхене всю слабость демократов, уже не могли сдержать никакие опасения. Хотя фюрер и обязался уважать хотя бы то, что осталось от Чехословакии, в марте 1939 г. он решил пренебречь обязательствами, данными Чемберлену, и захватил всю страну.