Гораздо проще пожечь людей, чем их убеждения, и убеждения лоллардов распространялись с невиданной быстротой. Попы обвиняли лоллардов в том, — вероятно, большей частью ложно, — что они куют ковы против нового короля, и Генрих, поддавшись на их внушения, принес им в жертву своего друга сэра Джона Олдкасла, лорда Кобема, правда, не прежде чем отчаялся отвратить его от ереси увещаниями. Олдкасла приговорили к сожжению на костре, как главаря безбожников, но он сбежал из Тауэра за день до казни (отложенной на пятьдесят дней самим королем) и кликнул к лоллардам клич собраться в определенный день неподалеку от Лондона. Так, по крайней мере, донесли королю попы. Я уж думаю, не был ли весь заговор состряпан их провокаторами? В назначенный день вместо двадцати пяти тысяч еретиков под предводительством сэра Джона Олдкасла король нашел в лугах Сент-Джайлса только восемьдесят и никакого сэра Джона. Еще где-то поймали придурковатого пивовара с золотой конской сбруей в мешке и парой позолоченных шпор за пазухой, ожидавшего, что назавтра сэр Джон посвятит его в рыцари и тем самым дарует ему право их надевать — но самого сэра Джона и след простыл, и никто не мог ничего о нем сообщить, хотя король предлагал огромное вознаграждение за такие сведения. Тридцать из захваченных лоллардов были тут же повешены и выпотрошены, а потом сожжены вместе с виселицей. Остальных распихали по тюрьмам Лондона и окрестных городков. Некоторые из этих несчастных признались в изменнических умыслах, но каждому ясно, чего стоят признания, исторгнутые пытками и ужасом перед огнем. Чтобы разом покончить с печальной историей сэра Джона Олдкасла, скажу, что он скрылся в Уэльс и прожил там в безопасности четыре года. Разоблаченный лордом Поуисом, сэр Джон вряд ли сдался бы живым, — так велика была доблесть старого воина, — если б какая-то окаянная старушенция не подскочила к нему сзади и не переломила ему ноги скамейкой. Его отвезли в Лондон на носилках, повесили на железных цепях над костром и так зажарили до смерти.
Попробую теперь с возможной удобопонятностью обрисовать вам в двух словах ситуацию во Франции. Поссорившиеся в предыдущей главе герцог Орлеанский и герцог Бургундский, обычно именуемый «Иоанном Бесстрашным», устроили грандиозное торжество по случаю своего примирения, во время которого, казалось, излучали благорасположение друг к другу. Вскоре после этого, в воскресенье, герцог Орлеанский был убит на людных улицах Парижа группкой из двадцати бандитов, подосланных герцогом Бургундским — в чем он много позднее сам признался. Вдова короля Ричарда вышла замуж на родине за старшего сына герцога Орлеанского. Бедный безумный король бессилен был ей помочь, и герцог Бургундский стал настоящим хозяином Франции. Изабелла умерла, и ее муж (унаследовавший по смерти отца титул герцога Орлеанского) женился на дочери графа Арманьяка, который, будучи человеком гораздо более способным, нежели его молодой зять, создал партию, прозванную в честь ее главы партией арманьяков. В общем, Франция переживала тот ужасный момент, когда в ней были: партия сына короля, дофина Людовика, партия герцога Бургундского, отца немилой жены Людовика, и партия арманьяков — все ненавидящие друг друга, все передравшиеся, все состоящие из самых порочных вельмож, каких когда-либо носила земля, и все рвущие многострадальную Францию на части.
Покойный король наблюдал за этой возней из Англии, понимая (как и французский народ), что никакой супостат не сможет причинить Франции больше вреда, чем ее собственная знать. Нынешний король подумал, подумал и предъявил права на французскую корону. Поскольку в короне ему, естественно, было отказано, он ограничил свои претензии порядочным куском французской территории и рукой французской принцессы Екатерины, чье приданое определял в два миллиона золотых крон. Ему предложили меньшую территорию и меньшее количество крон без всякой принцессы, но он отозвал своих послов и изготовился к войне. Затем король известил французский двор, что готов взять принцессу с одним миллионом крон. Французский двор отвечал, что, ежели он скинет еще двести тысчонок, дело сладится. Генрих заявил, что принцесса того не стоит (а он ее в глаза не видел), и собрал свою армию в Саутгемптоне. Как раз в это время его чуть было не свергли и не возвели на престол графа Марчского, однако злоумышленников быстренько осудили, казнили, и король отплыл во Францию.
Ужас берет, когда видишь, как заразительны дурные примеры, но отрадно знать, что добрый пример никогда не пропадает втуне. Высадившись в устье реки Сены в трех милях от Арфлера, король, подражая отцу, первым делом строго-настрого воспретил своим воякам покушаться на жизнь и имущество мирного населения, пригрозив ослушникам смертью. Французские авторы, к вящей его славе, единодушно свидетельствуют, что даже когда английские солдаты терпели страшную нужду в продовольствии, этот приказ неукоснительно соблюдался.