В том же году умер еще и Роджер, архиепископ йоркский, муж ученый и красноречивый, и в светских делах аккуратный, даже исключительно аккуратный. Действительно, исполнявшиеся им обязанности епископа, вообще, заключаются в заботе о духовном и лишь в малой степени в делании чего-либо, но он самым тщательным образом заботился о сохранении и приумножении таких вещах, которые Бог прямо ему не поручал, но которые соединяли этот мир с Богом. Например, в своей светской деятельности он так обогатил архиепископство йоркское, что едва ли его приемники могли испытывать огорчения как по поводу увеличенных доходов, так и по поводу великолепия его зданий. Он так использовал свои возможности в денежных делах, и столь превосходил других в распоряжении ими, что едва ли когда-нибудь упустил или плохо использовал какую-либо возможность для их увеличения. Вместо того, чтобы выбирать людей выдающихся, которыми, подобно драгоценным камням, церковь Йорка блистала прежде, он раздавал бенефиции подросткам или даже мальчикам, находящимся под властью своих учителей, рассудив, что по их возрасту для них лучше строить детские домики, собирая мышей в маленькие загончики, где они бы возились бы все вместе и катались бы на соломе, чем содержать их в соответствии с их саном в церкви. И это дело он довел до конца, так что до тех пор, пока они не входили в возраст, он мог осуществлять опекунство над их бенефициями и таким образом, мог забирать себе все их доходы. Христианских философов, к которым относятся люди из церковных орденов, он ненавидел до такой степени, что, как передавали, один раз он сказал, что блаженной памяти прежний архиепископ йоркский Тарстэн никогда не делал большего преступления, чем когда построил это уникальное зеркало христианской философии — аббатство Фаунтинс, и когда он понял, что присутствовавшие при этом покороблены таким выражением, то сказал: «вы — миряне и не можете понять смысла этого высказывания». Он имел обыкновение говорить, что церковные бенефиции надо присуждать людям, имеющим свои слабости, а не монахам, и этому правилу он неукоснительно следовал всю свою жизнь и сделал жизнь монахов почти во всем хуже, чем жизнь светских каноников. Кроме того, пребывая в этом исключительном заблуждении (поскольку в других отношениях он был чрезвычайно проницательным) он полагал, что именно таким образом он и служит Богу, что подтверждается таким случаем:
Когда он лежал в постели во время своей последней болезни, будучи уже накануне кончины, то к нему пришел старший одного церковных домов, которого я хорошо знал, и который был человеком уважаемым и искренним, и смиренно просил его, чтобы он соизволил подтвердить, с приложением своей собственной печати, благочестивый дар святых людей, как делали его преподобные предшественники, которые ради любви к Богу, подтверждали дарения этому дому заверяя их в подлинности. На эту просьбу он ответил: «Смотри, я умираю, и поскольку я боюсь Бога, то я не хочу делать то, о чем ты просишь», и он столь твердо упорствовал в своем решении, что такой дар мог быть дан кому угодно, но только не философам такого рода. Но то, что его намерением во время жизни было в большей степени стричь, а не пасти агнцов Господних, ясно проявилось при его уходе – поскольку уже лежа при смерти, этот престарелый прелат продолжал хранить в сокровищнице многие тысяч марок серебра, тогда как так много христовых бедняков страдали от нужды. Когда он больше не мог восседать на своих богатствах, он запоздало завещал раздать часть из них бедным, часть отдать церквям, а часть — своим друзьям и родственникам. Но после его смерти король, посредством своих чиновников, захватил все, что было найдено, и изъял то, что не нашел у тех, кому это было дадено, говоря, что богатства накопленные любым человеком, после его смерти являются единоличной собственностью короля. По воле Божьей, это случилось именно так, чтобы и другие могли устрашиться этим примером и понять, что следует копить свои сокровища на небесах, куда никакой вор не проползет тайком, и не прорвется никакой грабитель.
Сразу же после этого, на примере архидиакона Иоанна, всем ясно было явлено правосудие Божие. Этот человек, лукавый и жадный, который был советником и помощником архиепископа во всех вещах, последовал за своим хозяином на следующий день, также оставив все свое добро королю. Таким образом, эти два человека, неразлучные при жизни, были и в смерти разделены самым коротким из возможных промежутков. Описанный архиепископ умер на 28-м году после своего посвящения, и сразу же архиепископство йоркское попало в руки короля, и престол Йорка оставался вакантным в течении 10 лет.
Глава 6
О Сверрире (Sverre), короле Норвегии.