История античного театра

Комедия вышла на сцену, полагаясь на заложенную в ней идею и на звучные стихи. И сам поэт не стремится обмануть зрителей, повторяя по два и по три раза одни и те же сюжеты, но приносит им новые, придуманные с большим искусством и ни в чем не похожие друг на друга. После парабасы обучение Стрепсиада продолжается на глазах у публики. Но старик оказывается совершенно неспособным к сократовскому лжеучению, он сразу же забывает все, чему его учат, и Сократ прогоняет Стрепсиада. Тогда по совету Облаков Стрепсиад посылает учиться к Сократу правой и неправой науке своего сына Фидиппида.

Затем начинается обычный агон. Из дома Сократа выходят Правда и Кривда (точнее говоря, Справедливое и Несправедливое слово; по-гречески «логос» — слово — мужского рода). Они вступают в перебранку, и каждый старается перетянуть молодого человека на свою сторону. Хор предлагает Правде рассказать о том, как воспитывали молодых людей раньше, а Кривде о том, каково новое учение.

Правда начинает похвалу прежнему воспитанию с оценки такого качества, как скромность. Прежде считалось неприличным, чтобы дети возвышали голос. Чинно шли мальчики к учителю музыки, легко одетые, даже если валил снег. Они пели старинные песни, завещанные еще от предков. Неприхотливость и суровое воспитание дало воинов Марафона. Правда зовет Фидиппида к себе и обещает ему:

Презирать ты научишься рыночный шум,
ненавидеть цирюльни и бани,
Безобразных поступков стыдиться, краснеть,
от насмешек грозой загораться,
Перед старшими с места учтиво вставать,
поднимаясь при их приближенье,
И почтительным сыном родителю быть,
не грубить, не ворчать и не спорить[163]

.

Возражая Правде, Кривда говорит, что никогда еще и нигде нравственная чистота не приносила пользы. Пусть Фидиппид подумает о невыгодах скромности; она лишает нас всех удовольствий: женщин, игр, праздников, вина и веселья. Положим, молодой человек вступил в связь с чужой женой и затем попался; он погиб, если не сумеет защитить себя. Другое дело, если он будет уверять мужа, что ведь и Зевс поддается любви к женщинам, а может ли смертный быть сильнее бога?[164] В конце концов победителем в агоне выходит Кривда.

Фидиппид хорошо обучился у Сократа всем тонкостям его науки. Стрепсиад счастлив, он уверен, что выиграет теперь все процессы. Действительно, благодаря науке сына Стрепсиад легко отделывается от двух своих кредиторов. Они удаляются, угрожая судом. Но почти в тот же момент обнаруживается, что сократовская наука падает на голову самого Стрепсиада.

Стрепсиад выбегает из дома, призывая к себе на помощь соседей, родственников и всех граждан. Оказывается, за обедом Фидиппид побил отца, поспорив с ним о достоинствах старой и новой поэзии. Отец стоял за Симонида[165] и Эсхила, сын — за Еврипида. Отец возмущается поведением сына, но Фидиппид доказывает отцу, что он имел полное право его побить. Если отец бил его в детстве, желая ему добра, то почему же сын не может также бить отца, желая ему добра? Если дети плачут, то отчего же не плакать и отцам? Может быть, отец скажет, что закон допускает бить детей? Но ведь старик — вдвойне ребенок. Стало быть, гораздо справедливее наказывать стариков, чем молодых. На замечание отца, что не существует такого закона, который допускал бы, чтобы били отца, сын отвечает:

А кто обычай старый ввел, тот не был человеком?
Так почему же мне нельзя ввести обычай новый,
Чтоб дети возвращать могли родителям побои?[166]

Стрепсиад приводит еще один довод:

... Как теперь меня, потом тебя обидит,
Когда родится твой же сын.
На это Фидиппид резонно отвечает:
— А если не родится?
Так, значит, бит я даром, ты ж в гробу смеяться будешь?[167]

Побежденный «логикой» сына, Стрепсиад все же раскаивается в том, что отправил сына учиться к Сократу. Теперь он желает отомстить всем софистам. Он кричит слуге, чтобы тот принес лестницу, взял топор и изрубил крышу «мыслильни», сам, схватив факел, лезет на крышу и поджигает ее. На вопрос перепуганного сократовского ученика, что он делает с домом, Стрепсиад отвечает, что рассуждает о тонких материях с бревнами. На такой же вопрос Сократа Стрепсиад отвечает, воспроизводя дословно слова философа, сказанные при первой их встрече:

Парю в пространствах, мысля о судьбе светил[168]

.