Получил твое письмо по поводу епископа Сахака и вспомнил заслуги предков его отцов, а именно – родовладык Суренова Пахлава, которые добровольно признали власть моего предка и соименника Арташира. Они полюбили его настолько сильнее, чем собственных сородичей, что не только боролись с последними внутри Персидской страны, но и, придя из-за него к вам, убили вашего царя Хосрова, твоего предка, и поплатились за это убийство жизнью[103]. Сын же убившего, Григор[104], вернул Трдату своим врачеванием жизнь и царство, потерянные из-за болезни, и тем преумножил свои заслуги перед вами. Поэтому тебе следует согласно нашему повелению назначить военачальником над твоими войсками усыновленного Сахаком Хамазаспа и предоставить его роду пятый престол нахарарского сана; и пусть они владеют деревнями и дастакертами, пожалованными их отцам твоими предками. Таким же образом надлежит тебе разрешить, чтобы конфискованные нами родовые дома преступников[105] были без опасения унаследованы оставшимися; но не удостаивай их престолов, соответствующих сану их отцов. Также и мы повелели записать (все это) в нашей канцелярии. Будь здоров».
Когда Сахак Великий вернулся и распорядился всеми лготами, дарованными персидским царем Арташиром, тот умер и вместо него воцарился Врам, названный также Крманом[106], на десять лет. Он сохранил дружественное отношение к Армянской стране, к нашему царю Врамшапуху и к Сахаку Великому; между Врамом и Аркадием также царил мир. Врамшапух управлял нашей страной и служил обоим царям, выплачивая дань с персидского удела Враму, а с греческого – Аркадию.
52
О Даниеловой письменности
В те времена Аркадий заболел, и в Византии из-за Иоанна Великого[107] имели место большие волнения и пожары; Греческое государство погрузилось в смуты, войска сражались между собой и с персами. Поэтому Врам повелел нашему царю Врамшапуху спуститься в Месопотамию, навести там порядок и рассудить должностных лиц двух сторон. Тот отправился и привел все в порядок, но испытал немалые трудности из-за секретаря[108], так как с тех пор как Месроп оставил царский двор, там не было ни одного опытного писца, ибо применялось персидское письмо. По этому поводу царю представился некий священник по имени Хабел и обещал добыть для армянского языка письмена, приспособленные его другом епископом Даниелом. Царь не обратил на это внимания, но, прибыв в Армению, застал всех епископов собравшимися у Сахака Великого и Месропа в заботах об изобретении армянской письменности, о чем сообщили царю, а он передал им слова монаха. Услышав, они стали просить его заняться этим столь важным делом.
Поэтому он послал в качестве вестника одного из почтенных мужей нашей страны, близкого ему человека из рода Хадуни, по имени Вахрич. Отправившись вместе, они крепко усвоили от Даниела начертанный в давние времена ряд букв, расположенный в порядке греческого (алфавита) и вручили его по возвращении Сахаку и Месропу[109]. Те, познакомившись с ними и постаравшись приучить к ним нескольких мальчиков[110], пришли к убеждению, что этой письменности, с ее полученными как подаяние буквами, недостаточно для точного выражения звуков, произносящихся в армянской речи.
53
О Месроповых письменах, дарованных по благодати свыше
Вслед за этим в Месопотамию, к тому же Даниелу, отправляется сам Месроп вместе с учениками и, не найдя ничего больше прежнего, отбывает в Эдессу, к некоему Платону, ритору-язычнику, начальнику архива. Тот принял его с радостью и, припомнив все свои познания в армянском языке, приложил всяческие старания, но, ничего не добившись, признал свое невежество. Он указал ему на другого опытного мужа, по имени Епифаний, его бывшего учителя, который затем забрал в архиве Эдессы труды мудрецов и, удалившись, принял христианство. «Найди его, (сказал он), и твое желание исполнится».
Тогда Месроп при содействии епископа Бабиласа отправляется через Финикию[111] на Самос[112], ибо Епифаний уже умер и оставил ученика, удивительно искусного в эллинском писцовом деле, по имени Хропанос, уединившегося на Самосе. Месроп, посетив его и здесь также ничего не добившись, обращается к молитвам. И видит он не сон ночной и не видение наяву, но в бьющемся своем сердце открывшуюся очам души десницу, пишущую на камне. Камень же, подобно снегу, сохранял следы начертаний. И не только показалось это ему, но и во всех подробностях отложилось в уме Месропа, словно в каком-то сосуде. И воспряв от молитв, он создал наши письмена, придав совместно с Хропаносом окончательную форму готовым месроповым буквам, посредством отлаживания армянских знаков в соответствии со складностью эллинского алфавита. И немедленно взявшись за переводы, он обдуманно начал с притч[113]; закончив двадцать две известные книги, он перевел на армянский язык и Новый Завет[114] вместе со своими учениками Иовханом из Екелеаца и Йовсепом из Палина, одновременно заботясь и об обучении писцовому искусству своих младших учеников.
54
Об армянской, иверской и алванской грамоте