/
Пробыв там двенадцать дней[953]
, он направился на северо-восток, в столицу Двин. Когда он остановился на берегу реки Ерасх, к нему внезапно явился тэр Сюника Супан, отдавшийся во власть остикана, чтобы служить ему[954]. Тот весьма обрадовался этому, а его злоба на царя еще пуще распалилась. И вот, вооружившись хитростью и притворством[955], он отправил царю Смбату [условие], дескать, если уплатит полностью подать за год, то он дарует ему твердый мирный договор, а сам удалится. А тот хотя и знал, что нельзя радоваться обещаниям мраколюбивого врага, однако, чтобы избегнуть обвинений божьих и людских, поторопился отдать требуемое в количестве шестидесяти тысяч дахеканов. Получив их, [Юсуф] тотчас же стремительно погнался за Смбатом, гоня и тесня его вплоть до страны Вирк, пока не укрылся тот в неприступных крепостях Кларджка[956]. Меж тем я, заключенный в железной темнице в Двине и в железных оковах, претерпел после того от палачей смертельное поношение: избиение розгами и кутузку, тиски и заключение в темном и недоступном месте, а также в ужасных и жестоких пытках был брошен в какую-то глубокую яму или ров. А страшный шум и крики стражников с утра до вечера, все время, непрестанно терзали мой слух, поэтому сон удалился от вежд моих, а отдых — от тела.ГЛАВА XLIV
О том, как сдался спарапет Ашот, и об освобождении католикоса Иованнеса
Меж тем остикан Юсуф на протяжении всего летнего времени[957]
рычал подобно неукротимому льву и охотился за Смбатом. Этим он занимался много дней. Однако в тот раз, не сумев покорить его из-за того, что Смбат укрепился в высоких горах, в недоступных[958] каменных пещерах глубоких ущелий, он вернулся обратно в Двин. Тут навстречу ему прибыл пригожий и благородный, для многих щедрый на подарки племянник [по брату] царя Смбата спарапет Армении Ашот, который отважился добровольно явиться, чтобы сдаться и покориться агарянам. Быть может, он, имея на уме славного Иосифа[959], надеялся, что и ему удастся обрести благоволение второго фараона и обратить нрав злого остикана к добру для всего народа дома своего, а может быть, взял себе в голову пустые мечты, что сумеет собрать достаточно священной пшеницы[960] против усиливающегося голода, на пропитание живущих в миру сынов нового Израиля и спасения их от грядущей голодной смерти.Но когда он увидел того агарянина — фараона, которого не знал Иосиф, уразумел коварное его намерение замучить наш народ и не добился того, чего домогался, тогда устрашился дьявольской хитрости деспота, а вместе с тем [испытал] и страх смерти. И не сумев найти какой-нибудь повод, чтобы удалиться, он был вынужден после этого, поневоле во всем поступая по желанию остикана, и в делах выгоды и в делах родства идти вослед, склоняться, действовать во исполнение его воли. Однако и таким способом[961]
не мог он полностью привлечь к себе /