История атомной бомбы

По возвращении в Копенгаген Фриш сразу рассказывает Нильсу Бору о креативной рождественской прогулке в Швеции. И шеф, обычно весьма скептичный, загорается энтузиазмом: «Ах, какие же мы были идиоты! Ах, какое чудо! Так и должно было случиться! Вы с Лизой Мейтнер уже что-нибудь написали об этом?». Статья для журнала «Природа»возникает в процессе долгих телефонных переговоров между Стокгольмом и Копенгагеном. К этому времени у Фриша уже созрело подходящее название для прорыва Штрассмана и Гана: «расщепление ядра». Это немецкое соответствие английскому слову fission, которое описывает клеточное деление растений и животных — само воплощение жизни, попросту говоря. «Я написал домой матери, — сообщает Фриш, — что чувствую себя человеком, поймавшим слона за хвост».

Когда в пятницу, шестого января 1939 года научный мир читает статью Отто Гана в «Естественных науках», у физиков и химиков из-за такой невероятной находки мозги слегка съезжают набекрень, однако идея расщепления ядра в осторожно сформулированном тексте так нигде и не промелькнула. Ничего удивительного, ведь первооткрывателю и самому на тот момент неясно, что на самом деле происходит в этом процессе. Но и Лиза Мейтнер, которая с Рождества знает, как подтвердить расчетами убедительные физические взаимосвязи, теперь помалкивает. В своем новогоднем письме она, правда, осторожно поддержала Гана: «... может быть, энергетически все же возможно, чтобы такое тяжелое ядро раскололось...», а через три дня написала: «Я теперь твердо уверена, что барий вы получили в результате расщепления...». Однако ни словечком не обмолвилась, чтобы посвятить его в то знание, к которому пришла сообща с Фришем. Лишь две недели спустя она намекает на капельную модель и дефект массы и объясняет свое долгое умалчивание тем обстоятельством, что Ган все равно не мог бы цитировать неопубликованное. И что она ему тут же пошлет копию рукописи, как только «Природа»подтвердит, что статья принята к публикации.

Вечером того шестого января Отто Роберт Фриш и Нильс Бор сидят в Копенгагене и обговаривают будущую статью для «Природы», которой предстоит впервые объяснить открытие Гана и Штрассмана. На следующее утро Фриш спешит на вокзал и протягивает Бору в окно поезда первые страницы того, что он успел записать. Бор едет в Гётеборг, чтобы оттуда пароходом отправиться в США. Он хочет какое-то время поработать в Принстоне вместе со своим американским учеником Джоном Арчибальдом Уилером. К этому времени, правда, узкий круг посвященных уже понимает значение расщепления ядра, но еще никто не упоминает о цепной реакции, которая только и может показать истинный масштаб открытия.

Во вторую неделю января — Отто Ган в Берлине напряженно ждет откликов на свою статью — в Нью-Йорке сталкиваются два физика, которые представляют полную противоположность друг другу как по характеру, так и по подходу к работе. Энрико Ферми только что прибыл в Новый Свет со своей семьей и остановился в отеле рядом с Колумбийским университетом. Эмигранты собираются пожить здесь до тех пор, пока не подыщут себе квартиру. Лео Силард немало удивлен, увидев однажды утром в вестибюле своего отеля великого Энрико Ферми. Тот поселился как нарочно в King's Crown, где живет и Силард. Который сразу же подумал о персте судьбы. Ибо он убежден, что является идеальным партнером для первооткрывателя медленных нейтронов. С 1936 года визионер Силард то и дело пытается воодушевить вдумчивого практика Ферми идеей цепной ядерной реакции. Столь же безуспешно он годами охотился за подходящим элементом, в котором после обстрела нейтронами случится цепная реакция. Ферми же, напротив, хотя и исследовал как раз нужное вещество, но пока даже не догадывается, что с момента легендарного эксперимента в искусственном пруду во дворе своего института в октябре 1934 года только и делает, что расщепляет ядра урана. Новость о расщеплении ядра пока что не дошла ни до одного из них.