История атомной бомбы

Политика догнала аполитичного физика. Конфликты стоят сил и времени. Единственная отдушина в этих унизительных обстоятельствах — музыка. В эти времена Гейзенберг играет по вечерам на фортепьяно исключительно Бетховена. Несмотря ни на что, он твердо держится своего решения остаться в Лейпциге. Он отказывается даже от соблазнительного предложения из Принстона: получить возможность развивать свои идеи вблизи Эйнштейна, в волнующих разговорах с коллегами равного ранга и в освобождении от всякой преподавательской нагрузки. Вернер Гейзенберг остается в Германии. Он ненавидит нацистов, но он немецкий патриот. И не он ли дал торжественный обет никогда не покидать своих бойскаутов? Между тем все независимые молодежные объединения запрещены. В 1934 году тридцатитрехлетний «старик» Вернер в последний раз встретился со своими следопытами. Несмотря на предостережения старших членов, большинство юношей и мужчин, завороженные мелодиями гитлеровских крысоловов, вступают в гитлер-югенд, в отряды штурмовиков СА и эсэсовские отряды. Слишком убедительно и маняще звучат идеалы национал-социализма от фюрера и Третьего рейха — в унисон их собственным представлениям о благородном Белом рыцаре, под водительством которого они хотели построить новую, миролюбивую и истинную Германию.

Получив отказ Гейзенберга, Institute for Advanced Study в Принстоне прилагает старания переманить к себе Роберта Оппенгеймера. Он считается ведущим теоретиком американской физики, от которого можно ждать еще многого. Он в это время как раз занимается цепными реакциями в недрах звезд. Однако он, как и Гейзенберг, принимает решение в пользу своей преподавательской нагрузки и своих студентов в Калифорнии. Как ни презирает Вернер Гейзенберг политику своей родины, ему приходится теперь с ней соглашаться. Подобная же перемена позиции предстоит и Роберту Оппенгеймеру. Ведь в число его удивительно многосторонних интересов совсем не входят политические и экономические события текущего дня. Он игнорирует газеты и новостные журналы, у него нет ни радио, ни телефона. Выросший в богатой семье, он может позволить себе кокетство утверждать, что узнал о биржевом крахе октября 1929 года лишь месяц спустя, и то скорее краем уха. Но поскольку некоторые из его студентов попали из-за экономического кризиса в бедственное положение, в Оппенгеймере тоже заговорила социальная совесть. Когда в 1937 году умирает его отец Юлиус, часть своего наследства Оппенгеймер жертвует университету Беркли. Стипендии из этого фонда должны получать для продолжения образования студенты, признанные финансово несостоятельными.

К этому моменту он обручен с двадцатидвухлетней Джин Татлок, дочерью его коллеги по Беркли, Джона С. П. Татлока, профессора английской литературы. Она изучает психологию и готовится к своей докторской диссертации. Красивая и умная молодая женщина — член коммунистической партии и пишет статьи для «Western Worker», партийной газеты Тихоокеанского побережья. Ее политическая принадлежность налагает отпечаток и на Оппенгеймера. Ее друзья становятся его друзьями. Так он довольно рано узнает об ужасах в концентрационном лагере Дахау. Он помогает своей еврейской тете и ее сыновьям в Ханау выбраться из Германии и эмигрировать в США. Он участвует в финансировании фонда, который оказывает поддержку жертвам «Арийского параграфа» в Германии. Борьба против Франко в гражданской войне в Испании тоже включена в повестку дня Оппенгеймера. На нее он выписывает щедрые чеки. Но кое-что он делает и для теоретической «подкованности». Друзья поговаривают, что летом 1936 года во время трехдневной поездки из Сан-Франциско в Нью-Йорк поездом он прочитал «Капитал» Карла Маркса — все три тома в немецком оригинале. Но это могло быть и аперитивом, поскольку год спустя он якобы купил собрание сочинений Ленина и «перепахал» его, что подтверждает его близкий друг и единомышленник Хаакон Шевалье.