Наконец в 13:50 поступил приказ об атаке целого конвоя, идущего вдоль корейского побережья на юг. Несмотря на то, что в тот момент перед тремя минно-торпедными полками дивизии не стояло других задач, командир дивизии генерал-майор П.И.Сучков счел необходимым выделить лишь пару самолетов от 49-го МТАП. Пройдя по маршруту до южной границы советской операционной зоны, экипажи обоих торпедоносцев не обнаружила врага, но ведущий лейтенант Никонов решил продолжить полет. Караван удалось настигнуть в районе мыса Дзиосин. В его состав входили три транспорта — два по 4000–5000 т, головной — 12000 т, охранение — два «эскадренных миноносца». В 16:54 ДБ-3 сбросили торпеды по головному судну с дистанции 3–4 каб., и вскоре экипажи наблюдали взрывы обоих торпед при попадании в цель. С большой долей уверенности можно утверждать, что на дно пошел японский танкер «Дайто Мару» (6859 брт). Попадание торпед с такой дистанции можно объяснить только внезапностью атаки (возможно, экипажи судов даже не знали о начале войны между СССР и Японией), а также незнанием приемов уклонения от атаки торпедоносцев.
Почти в это же время должна была состояться атака обнаруженной еще в 11:45 пары японских «эсминцев». Для их уничтожения с аэродрома Ново-Нежино вылетело три пары ДБ-3 49-го МТАП (ещё одна не смогла взлететь из-за плохой подготовки самолетов). Как и в предыдущем случае, расчетное место нахождения противника было определено неверно. Ведущий командир полка майор Тишин распустил группу на пары и приказал вести поиск самостоятельно. Две из них вскоре повернули на базу, но пара капитан Андрющенко — лейтенант Рыбкин в 18:50 южнее Дзиосина обнаружила противника, причем в этот момент оба «эсминца» осуществляли конвоирование транспорта.
Андрющенко, правильно оценив обстановку, принял решение атаковать конвой с двух сторон, для чего ему следовало перейти на другой борт конвоя. То, что произошло дальше, докладывалось обоими летчиками совершенно по-разному. Самолеты атаковали, ведомый, возможно, несколько раньше, чем это следовало по замыслу ведущего. Японцы открыли плотный и точный огонь с дистанции 5–6 миль. Самолет Рыбкина получил несколько осколочных попаданий, в том числе в один из моторов. Легко ранен был воздушный стрелок Колярский. Самолет стал терять высоту, и Рыбкину пришлось сбрасывать торпеду с дистанции 10–12 кабельтовых без какой-либо надежды на успех. Увидев произошедшее с ведомым, Андрющенко от атаки отказался и повернул на базу. Прилетев первым, он доложил, что атака сорвалась по вине Рыбкина, который самовольно начал атаку и был сбит. Когда ведомый вернулся в Ново-Нежино и доложил, что действовал строго по приказам с ведущего самолета, началось расследование. Андрющенко заподозрили в трусости, тем более что показания членов его экипажа сильно различались, а журнал радиосвязи, где должны были фиксироваться все переговоры с ведомым, не велся. В конечном итоге расследование «спустили на тормозах», а обоих летчиков представили к наградам…
С наступлением темноты минно-торпедные полки вновь переключились на удары по портам. Точнее, удару с горизонтального полета подвергся только Расин, поскольку в Юкки уже не оставалось достойных внимания целей, а в Сейсине суда отсутствовали. Между 21:13 и 21:18 удар по порту нанесли 18 ДБ-3 из 52-го МТАП и 19 Ил-4 из 4-го МТАП, сбросившие в общей сложности 90 ФАБ-500, 35 ЗАБ-100 и 35 САБ-100. Высота бомбометания находилась в пределах 2000–2500 м. Несмотря на сравнительно большую высоту и темноту, скрывшую цель, летчики каждого из полков доложили о потоплении транспорта. При этом, если авиаторы 4-го МТАП сообщали об уничтожении судна с ориентировочным водоизмещением в 5000–6000 т, то в 52-м МТАП решили не мелочится и отрапортовали о потоплении на рейде «10000-тонника». Справедливости ради необходимо отметить, что, поскольку в течение этого и следующего дня от ударов нашей авиации в Расине погибло в общей сложности десять судов, выделить успех экипажей дальних бомбардировщиков сейчас уже практически невозможно. При этом хотелось бы отметить, что условия бомбометания (по сравнению с теми, в которых днем действовали наши пикировщики и штурмовики), представляются наименее выгодными.
С утра 10 августа боевые действия закипели с новой силой. Этот день стал не только наиболее активным в истории не слишком продолжительной Советско-японской войны, но и одним из наиболее примечательных во всей карьере нашей минно-торпедной авиации.