История безнравственности

– Давайте больше говорить о ваших личных отношениях внутри группы, чем об этих акциях, – недовольно вмешался комиссар Аламейда. – Я все-таки хочу понять, какие они были. Например, с супругами Торосян.

– Прекрасные. Аида – очень тонкая, понимающая женщина. Она биолог по образованию, кандидат наук. Ее муж – достаточно знающий и умелый бизнесмен. Мы всегда очень дружили, иначе не приехали бы отдыхать все вместе.

Аламейда нахмурился, но не стал больше ничего уточнять. Лопес задал последний вопрос:

– Вы ничего не знаете о возможном завещании погибшего сеньора Фигуровского? Возможно, ваш отец что-то говорил об этом. Или вы сами слышали.

– Ничего. Разве в нормальном обществе принято задавать такие вопросы? По-моему, они глубоко личного плана, и никто не стал бы интересоваться у Михаила Матвеевича деталями его завещания. Это просто неэтично.

– У меня больше нет вопросов, – сказал Лопес. – Спасибо вам, сеньора Молдобаева, вы можете идти.

Она поднялась и вышла из комнаты. Аламейда посмотрел на Дронго:

– Вот и все наши свидетели, они же и подозреваемые. Что нам теперь делать?

– Не все, – ответил Дронго, – это еще не все.

Глава тринадцатая

Комиссар нахмурился. Возможно, он чего-то не понял при переводе.

– Они говорили о паре, приехавшей из Москвы, которые живут в этом отеле, – напомнил Дронго, – и я сам слышал, как эта пара не очень лестно отзывалась о погибшем. Полагаю, что их тоже нужно пригласить для допроса.

– Как их фамилии? – сразу спросил Аламейда.

– Вязанкин и Хворостова. Я думаю, их нужно приглашать по одному. Сначала его, а потом и ее.

– Сделаем. – Комиссар взглянул на следователя, и тот вместе с Эрикой быстро вышли из комнаты.

– Скажите, чтобы нам дали кофе, – попросил Аламейда, обращаясь к другому переводчику, и Навас поспешил выполнить просьбу комиссара. Когда они наконец остались вдвоем, Аламейда обратился к Дронго по-английски:

– Не могу понять, чего именно вы добиваетесь этими ненужными допросами. Если даже среди этой компании и есть убийца, он никогда не признается, что был в номере Фигуровского. Или вы рассчитываете, что таким образом мы поймаем их на неточностях и сумеем вычислить преступника?

– Господин комиссар, мой метод достаточно прост. Из опыта моей жизни я знаю, что человек практически не может все время лгать, безостановочно лгать, так как рано или поздно собьется и обязательно выдаст себя. Это во-первых. Во-вторых, разговаривая с людьми, мы узнаем обстановку вокруг погибшего, его взгляды, характер, отношения, привычки. И соответственно узнаем людей, которые с ним общались, что, безусловно, помогает в раскрытии преступления. И наконец, в-третьих. Без подобных допросов невозможно установление общей картины, столь необходимой для успешного раскрытия преступления. Таковы мои простые правила. И я полагаю, что мы должны продолжать эти допросы.

– Я не совсем хорошо говорю по-английски, – признался Аламейда, – но понял, что вы хотите допросить еще одну пару. Давайте попробуем. Хотя я думаю, что и это будет дохлый номер.

Вскоре все ушедшие вернулись. Навас принес кофе, но Дронго попросил принести ему чай. Эрика тут же вышла, чтобы организовать чай. В комнату вошел Виталий Вязанкин. Он поздоровался, несколько испуганно глядя на сидевших людей. Переводчик представил ему находившихся в комнате:

– Комиссар Аламейда, следователь Лопес и международный эксперт Дронго. Вы сеньор Вязанкин?

– Да.

– Садитесь, – пригласил его переводчик.

– Сеньор Вязанкин, – сразу начал Лопес, – вы знаете, что именно произошло в нашем отеле вчера вечером?

– Знаю. Умер российский бизнесмен Михаил Фигуровский. Об этом все говорят.

– Он не умер. Его отравили.

– Тем хуже для него, – равнодушно бросил Вязанкин.

– Вы были с ним знакомы?

– Нет.

– А ваша спутница?

– Нет. – Вязанкин машинально дотронулся до носа и отвел глаза. Даже если бы Дронго не знал о том, что он лжет, эти жесты его сразу выдавали. Лопес и Аламейда тоже обратили внимание на поведение свидетеля.

– Значит, никто из вас обоих никогда не знал и не слышал про сеньора Фигуровского? – уточнил следователь.

– Н-нет, – не очень решительно ответил Вязанкин и снова отвел глаза в сторону.

Лопес взглянул на Дронго, разрешая ему дальше проводить допрос.

– Господин Вязанкин, мне кажется, что вы несколько забывчивы, – заговорил Дронго по-русски, и Вязанкин вздрогнул от неожиданности.

– Значит, вы все-таки знаете русский язык, – пробормотал он, – а я думал, что нам показалось.

– Знаю, – подтвердил Дронго, – вам ведь меня представили. Я – международный эксперт по проблемам преступности. Но в отеле оказался случайно, приехав сюда отдыхать с женой. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Какие вопросы?

– Начнем с того, что вы знали, кто такой Михаил Матвеевич Фигуровский и чем именно он занимается.

– С чего вы взяли?

– Маленькая ложь порождает очень большое недоверие, Вязанкин. Учтите, что в отеле произошло убийство, и вы можете стать главным подозреваемым.

– При чем тут я? – встрепенулся Вязанкин. – Какое я имею отношение к этому господину?