История Биафры

Но хватит об июльских убийствах. Они очень детально и точно описаны в других источниках. Достаточно сказать, что во всех казармах и гарнизонах в Лагосе, Западной и Северной Областях все происходило точно так же. Солдаты-северяне захватывали склады оружия, вооружались, арестовывали и сажали под замок своих коллег с Востока, а потом забирали многих из них и отводили на расстрел. Некоторым удалось убежать и пробиться назад, на Восток, где год спустя они составили основу армии Биафры. Среди старшего офицерского состава большинство пехотных офицеров было убито, а те, кто выжил, главным образом служили в технических частях, вот почему и в нынешней армии Биафры офицеры, бывшие в нигерийской армии в звании от майора и выше, служили главным образом в технических, а не в строевых частях. К тому времени как все кончилось, почти 300 офицеров и солдат были убиты или пропали без вести. Как единое целое, как действительно общенигерийский институт, в котором люди независимо от племенной принадлежности и национальности, культуры или вероисповедания могли жить бок о бок и называть друг друга товарищами, армия была непоправимо разрушена. А ведь армия была последним таким государственным институтом. Несмотря на то, что случилось — и раньше, и потом — несмотря на все усилия (которые могли бы принести положительный результат) сохранить единство Нигерии хотя бы в какой-то форме, если про какой-то момент истории и можно сказать, что именно тогда умерло единство страны, то это случилось тогда, когда генерал по прозвищу Джонни Железнобокий рухнул в пыль на окраине Ибадана.

Целью контрпереворота отчасти была месть за чисто партийный январский путч, а отчасти и отделение Северной Области. Сразу после того как полковник Говон перебазировался в казармы Икеджи, над их главными воротами взвился странный флаг, который оставался там 18 дней. На нем было пять горизонтальных полос: красная, желтая, черная, зеленая и хаки. Это был флаг республики Северная Нигерия. В течение трех дней в Лагос и Западную Область направлялись автобусы, грузовики, автомобили, поезда и самолеты для того, чтобы вывезти обратно домой огромное количество северян.

Гарнизоны в Лагосе, на Западе и на Севере контролировались частями, которыми командовали офицеры-северяне, и пока продолжались убийства солдат с Востока, подполковник Хассан Кацина, Военный губернатор Северной Области, был на стороне бунтовщиков, дав таким образом повод подозревать, что если он сам и не был одним из зачинщиков переворота, то уж по крайней мере знал, что затевалось. Заступиться за Западные области было некому. Полковник Фаджуйи был убит, и больше никто не мог защитить Лагос.

На Среднем Западе переворота не было, впрочем там не было и большого количества солдат-северян. Это был слишком маленький район, чтобы о нем беспокоиться. На Востоке был сильный губернатор, лояльный гарнизон и никаких попыток переворота. В результате законное правление в этой Области и не прерывалось.

Когда стало ясно, что офицеры-северяне намерены отделиться, как будто холодным ветром повеяло во многих кругах, и не в последнюю очередь в Британском Верховном Комиссариате. С Востока полковник Оджукву узрел огненные письмена на стене и, связавшись по телефону, настойчиво потребовал у бригадного генерала Огудипе (Йоруба), старшего по званию офицера в армии и законного преемника генерала Иронси, взять власть и объявить себя Верховным Главнокомандующим. Оджукву пообещал в таком случае признать Огунди в этом качестве. Йоруба не слишком высоко оценивал свои шансы и после глупейшего трехминутного выступления по радио, в котором он просил всех сохранять спокойствие, сбежал сначала в Дагомею, а потом в Лондон, где через несколько месяцев согласился занять пост Верховного Комиссара Нигерии. Тем временем Верховный Комиссариат и все остальные предпринимали бешеные усилия, чтобы отговорить Север от отделения. Однако, в своих требованиях офицеры-северяне не были одиноки. «За самостоятельность и независимость»    — лозунг на знаменах мятежа в мае прошлого года и июньского меморандума эмиров все еще оставался актуальным для большинства северян. Был только один способ удержать их в составе Нигерии: осуществить на деле старую альтернативу — «или мы всем управляем, или мы уходим».   Впоследствии, из рассказов высокопоставленных чиновников, работавших тогда в Лагосе, стало известно, что Британский Верховный Комиссар сэр Френсис Камминг-Брюс утром 1 августа провел шестичасовую встречу один на один с Говоном. Затем Говон переговорил со своими друзьями-северянами. К полудню полковник Оджукве позвонил Говону из Энугу, чтобы узнать, что тот намеревается делать. Ему ответили, что все остаются в Лагосе и принимают на себя управление страной. Когда Оджукву начал протестовать, Говон ответил: «Этого хотят мои ребята, и они это получат».   Вот так они и остались. Первое радиообращение Говона к нации, уже заготовленное и записанное на пленку, было в спешке и не слишком умело отредактировано. Вот что он сказал: