История Библейских стран

Внешне политика Севера в Сирии, как и в других частях империи, была противоречивой. Субъективно она определилась конкретными политическими целями, в данном случае — желанием наказания врагов и поддержать своих сторонников. Так, наказывая Антиохию, Север возвысил ее соперницу Лаодикею. То же произошло на финикийском побережье, где Тир получил привилегии в ущерб Бериту (Шифман, 1977, 280–281). Но все же общая линия в северовской политике прослеживается довольно ясно. Несмотря на чисто местные интересы, основная масса сирийских городов поддержала Нигера, причем это были преимущественно наиболее крупные города, экономически и культурно развитые, и их наказание было ударом по городскому полисному строю, являвшемуся основой античного общества. Подобная картина отмечается и на Западе, в том числе в самой Италии, и в наиболее романизованных частях провинций, где сенаторская и муниципальная знать поддержала другого соперника Севера — Клодия Альбина (AlfGldy, 1968, 119–122; Seyfarth, 1975, 240; Циркин, 2000, 261–262). Таким образом, можно сделать вывод, что поражение Нигера (как и Альбина) было поражением античного мира и победой новых тенденций в развитии римского общества. В целом же Север относился к Сирии весьма доброжелательно. Он ввел в сенат большое количество сирийцев, да и вообще при нем половину всех провинциальных сенаторов составляли выходцы с Востока (Bats, Bcnoist, Lefebvre, 1997, 110), и это были в основном уроженцы Сирии. Такая склонность к сирийцам объясняется как чисто личными мотивами, ибо жена Севера Юлия Домна была сириянкой, так и политическим расчетом, т. к. император считал необходимым укрепить свое влияние в стране, значение которой еще более увеличивалось в связи с планируемым Севером наступлением на Парфию. В ходе двух войн с парфянами и небольшими княжествами, отделившимися от Парфии, Север захватил часть Месопотамии, где основал одноименную провинцию, так что обе сирийские провинции перестали быть пограничными.

Войну с Парфией продолжал и сын Севера Каракалла, который во время этой войны был убит заговорщиками. Впрочем, и сменившему его на римском троне Макрину удалось удержаться у власти всего лишь год. Сестра погибшей к этому времени Юлии Домны Юлия Мамея сумела подкупом заставить взбунтоваться солдат стоявших в Сирии легионов. Мамея была связана со жреческим родом города Эмесы, где жрецом бога Элагабала был ее внук Барий Авит. Солдаты провозгласили четырнадцатилетнего Бария императором. Макрин, находившийся в то время в Антиохии, направил против него армию, но в битве на границе между Финикией и Келесирией она была разбита, а сам он убит (Herod, V, 3–4; SHA, Масг., 9—10). Юный же Барий больше чувствовал себя жрецом Элагабала, чем императором Рима, и, пожалуй, больше эмесцем, чем римлянином. Недаром одним из первых его актов было перенесение столицы провинции Финикии из Тира в Эмесу (Eissfeldt, 1941, 368). За это он и получил прозвище Элагабал или Гелиогабал. Римляне еще были не готовы принять вызывающий их возмущение экстатический культ сирийского бога, и в 222 г Элагабал был свергнут и убит, а императором стал второй внук Мамеи (от другой дочери) Александр Север. В правление Александра Севера на Востоке произошли очень важные изменения, имевшие огромное значение не только для Сирии, но и для всей Римской империи.

В 227 г. вассальный правитель Парса, древней Персиды, Арташир, сын Папака из рода Сасанидов, сверг последнею парфянского царя Артабана и сам принял гордый титул царя царей (шах-ин-шаха). И это была не просто смена династий, а создание нового государства, пришедшего на смену одряхлевшей распадавшейся Парфии (Луконин, 1961, 5). Арташир тотчас предъявил претензии на все бывшие владения Ахеменидов, в том числе и входившие в состав Римской империи (Herod, VI, 2, 2). С этого времени борьба за Сирию между Римом и Персией становится почти постоянной. Первая из этой серии войн фактически закончилась поражением римлян, но и персидский царь еще, видимо, не имел достаточно сил для вторжения в Сирию, так что граница между Римом и Персией осталась более или менее той же, что и между Римом и Парфией (Herod., VI, 5–6). Но это было лишь начало, и дальнейшая политическая история Передней Азии во многом определяется римско-персидскими отношениями.