Митаннийские цари, по крайней мере в пограничных районах, действовали по примеру своих предшественников — аккадцев, вавилонян, царей из Мари и Ашшура. Внутреннее же развитие шло по иному пути, хотя и здесь четко проявляется наиболее характерная для II тысячелетия до н. э. черта — индивидуализация хозяйства.
В Аррапхе этот процесс протекал иначе, чем в странах орошаемого земледелия. Если на юге происходило социальное расслоение внутри общины, в результате которого обнищавшие общинники оказывались за рамками гражданской общины, то в Аррапхе эти перемены коснулись прежде всего семейной общины. Поскольку взаимная помощь соседей не являлась здесь непременным условием развития земледелия, отдельные семейные общины рано приобрели самостоятельность. Одновременно начался процесс их имущественного расслоения, который благодаря имеющимся в нашем распоряжении источникам может быть прослежен на протяжении нескольких поколений. На это четко указывает прежде всего увеличение числа должников и рост задолженности. Кредиторами, как правило, были богатые родственники и, что особенно интересно, представители пяти домовых общин, имевшие одного предка по мужской линии. Документы свидетельствуют об их тесной связи с государственной администрацией. Надо полагать, что царская служба способствовала укреплению положения этих богатых общин.
Механизм накопления богатства во всех случаях был одинаков. Так, начальник цитадели Нузи Техиб-Тилла (XV в. до н. э.), присвоивший земли всех своих должников, стал одним из крупнейших землевладельцев того района. Смахивает на насмешку то обстоятельство, что, отнимая землю у несостоятельного должника, кредитор юридически оформлял это как «усыновление» кредитора должником, в результате чего кредитор наследовал его землю. Техиб-Тилла «усыновлялся» таким образом многие десятки раз.
О процессе имущественного расслоения внутри домовой общины свидетельствуют не только частные архивы из Нузи{76}
, но и документы из Аррапхи: патриарх рода, некто Кадири, дававший ссуды своим обедневшим родичам, оставил сыну наследство, позволившее тому скупить все имущество большинства должников отца. Запись каждой сделки, составленная на глиняной табличке в присутствии более десятка свидетелей, заканчивается формулой, обязывавшей покупателя содержать продавца и его семью. Так бедные члены домовой общины оказывались в полной зависимости от богатых родственников. Если вначале подобные отношения возникали между дальними родственниками, связанными родством: по* боковой линии, то уже в следующем поколении они распространились и на ближайших родственников, членов той же семьи, что и кредитор.Пауперизация подавляющего большинства членов больших семей, т. е. большесемейных общин, повлекла за собой концентрацию земель в руках ее богатых представителей. Именно из этой среды постепенно выросла новая военно-чиновничья аристократия. Глиняные стены, которыми она обносила свою собственность, не только обозначали границы их владений, но и прежде всего говорили о независимости владельцев.
Подобные укрепленные усадьбы стали называть «димту» (первоначальное значение этого слова — «башня», «оборонительное сооружение»). Владелец, как правило, жил в царской резиденции и занимал высокий пост в войске или административном аппарате. Непосредственными производителями, жителями сельской периферии, которую идентифицировали с прежней общиной, оставались крестьяне, некогда члены домовой и независимой гражданской общины. В итоге социальных преобразований они превратились в сельскохозяйственных тружеников, полностью зависевших от своих владельцев. Хотя формально община продолжала считаться полноправной самоуправляющейся единицей, на деле она стала местопребыванием бедноты.
До середины I тысячелетия до н. э. в аккадском языке не было специальных терминов для обозначения города и деревни. Между тем перемены, которые произошли во второй половине II тысячелетия до н. э. на территории, расположенной к востоку от Тигра, указывают на то, что уже реально существовала разница между городом и деревней. Такие города, как Нузи или Ашшур, получив независимость, стали средоточием администрации, центрами, где жили государственные служащие и развивались ремесленное производство и обмен, осуществлявшиеся по инициативе дворца и в его интересах. Эти города не имели сельскохозяйственной периферии, поскольку димту и зависимые сельские общины, хотя и находились под контролем своих живших в городе хозяев, имели собственную администрацию.
Изменившаяся структура, по-видимому, способствовала более широкому, чем прежде, развитию товарно-денежных отношений. Этот вопрос еще не стал предметом глубокого анализа, так же как и проблема рабского труда. Военнопленных обычно ослепляли, хотя, как свидетельствуют продовольственные сводки из дворца в Кар-Тукульти-Нинурте, новой столице Ассирии, их иногда использовали на строительстве{77}
.