История блудного сына, рассказанная им самим

Скажи мне, Андрей, какая религия, на твой взгляд, истинная?

Тут, хотел я – не хотел – священнические гены взяли своё. – Ну, думаю, что Христианство Восточного обряда. Православное Христианство.

Препод снисходительно улыбнулся. – Послушай меня, преподавателя – истинная религия – это иудаизм.

Твёрдо и внимательно посмотрев в его глаза, я отрицательно покачал головой. Сразу припомнились слова отца о масонском заговоре и прочих протоколах, которым я никогда не придавал особого значения. Паранойя ни паранойя, а мысль о всемирном заговоре – вещь заразная. И я ощутил сильную потребность опровергнуть слова препода:

– Вряд ли иудаизм есть истинная религия. Иудеи же почти все отвергли мессию и продали право первородства, как Исав, за чечевичную похлёбку. Лишь святой остаток этого народа стал ядром христианства, остальные пали. И теперь христиане – Церковь Божья, Новый Израиль. – Я посмотрел на изменившееся лицо препода и примирительно кивнул головой. – Но зато иудеям какой профит! Чечевичная похлёбка за это время значительно эволюционировала – да так, что даже некоторые христиане начинают сомневаться, что евреи всё-таки продали первородство, поскольку христиане перепродать первородство за такую цену не в силах. Да самое главное, перепродавать-то некому! Разве только китайцам? – Глупо пошутив, я посмотрел на преподавателя, намекая, что мне пора идти.

Но препод странным образом воодушевился, отрицательно покачал головой и даже зажмурился от переполнивших его душу чувств. По всей видимости, после моего невнятного ответа о буддизме, он подумал, что меня можно взять голыми руками, а я вот не лыком шитый оказался. – Нет-нет, послушай. Иудеи до сих пор от Исаака, а не Исава. И вообще иудаизм – древнейшая из всех аврамиических религий. Иудеи, хранят заповеди Моисея в неповреждённом виде…

…Дальше, лениво слушая, я перестал с ним спорить, даже по конформистски кивнул, как в разговоре с Сапсаном, потому что для меня в тот момент было не принципиально навязывать свои взгляды какому-то приглашенному на кафедру преподавателю-иудею, которого я никогда больше не увижу. Кроме того, православным я себя считал исключительно в культурном отношении и оборонялся, только чтобы отстоять свою идентичность. О том, чтобы этот препод смог меня убедить в истинности иудаизма не могло быть и речи. С таким же успехом я мог бы принять ислам и крутиться с чеченами. Но в памяти этот разговор всё равно застрял.

Потом, будучи в движениях, я сталкивался с евреями ворами, которые были подчёркнуто нерелигиозны и интернациональны в духе ленинской гвардии. Однако один из них – отсидевший полжизни авторитет – как-то говорил, что уголовное «синее» право пришло в криминальную среду от евреев. Сама преступная идеология, зародившаяся в Советском Союзе, была больше приспособлена именно для евреев, потому что у них практиковалось деление человечества на две половины – иудеев и гоев. И талмудическое право предусматривало разные законы по отношению к одним и другим. Также и в начале века блатные делили мир на блатарей и фраеров. По отношению к фраерам никакие понятия не работали, их можно было грабить, обманывать и даже убивать. Об этом, в своё время, хорошо написал ещё один сын священника – троцкист Варлаам Шаламов. Блатари тоже делились на потомственных и порченных фраеров – «парчаков», в которых легко угадываются геры. «Парчаки» тоже жили по понятиям и считались блатарями, но всё же были не настоящими ворами, о чём настоящие им часто напоминали.

Тот вор, еврей, сиплым голосом травил байки о единстве талмуда и «понятийного кодекса», как бы шутя. Но в его шутке была совсем небольшая доля шутки. Я придавал этому вопросу значение, поскольку отец считал иудаизм весьма вредной и даже античеловеческой религией. Поэтому, когда выпивший Марк Раскин исповедал себя иудеем, мне захотелось поподробней у него расспросить, что же это всё-таки такое. У преподавателя, который, не мог быть искренним в силу прозелитического интереса ко мне, я всё равно не смог бы выведать некоторые тонкости; вора беспокоить такими вопросами было бы не по понятиям. А Марк и сам с радостью захочет мне угодить, чтобы приобрести ещё один источник взгрева. Однажды я увидел Раскина во дворе явно в похмельном состоянии, остановился, дал ему мелочёвочки и приступил к расспросам:

– Так значит, Марк, ты придерживаешься религии отцов своих. – Я снисходительно оглядел его с ног до головы. – И что, субботу соблюдаешь, как положено? – Я разговаривал с этим бомжом с легким чувством собственного превосходства. Для меня он был живой иллюстрацией, что страхи отца о мировом иудейском заговоре – лишь расшалившаяся паранойя. Что делать? Быть рыцарем в мире дельцов можно, только борясь с ветряными мельницами, как Дон Кихот. Впрочем, если отцу в душе было от этого легче, я был рад за него. Пусть воюет с мельницами, а я буду жить по разуму и здравому смыслу…