— Хорошо, — согласился он, — мы приедем завтра утром. Он поцеловал ее в губы и мы ушли.
Ночью я долго не мог уснуть. А когда засыпал, что-то словно вырывало меня из сна. Я просыпался и звал Макса, забывая о том, что случилось днем.
— Ты слышишь? — спрашивал я. — Ты слышишь, Макс? Но, не получав ответа, отворачивался к стене и пытался вернуться в сон. Получалось плохо. В голове была настоящая каша, ничего конкретного, просто куча всего.
Сон опять стал неожиданностью.
— Вставай, сына.
Я открыл глаза, посмотрел в окно — уже светило солнце.
— Что случилось? — спросил я.
— Я еду в больницу, — ответил отец. — Ты пока спи, а чуть позже зайдет бабушка Катя, приготовит тебе завтрак и немного посидит здесь, ладно?
Я не совсем понимал, о чем он. Зачем нужна бабушка Катя, если со мной может посидеть Макс? Макс. Я посмотрел на его кровать и события, произошедшие вчера вспыхнули, как спичка, и пронеслись у меня перед глазами. Тогда я впервые по-настоящему испугался, но ничего не сказал.
— Я поехал. — сказал отец, выходя. — Я позже позвоню, будь в доме.
Он ушел, а я все сидел на кровати, пытаясь понять, что все это значит, и что делать лично мне?
Я поднялся, и просто пошел на улицу, на задний двор. Я смотрел на дерево, не очень понимая, почему я сюда пришел. Я просто смотрел на камни с засохшей на них кровью и мой детский ум не мог тогда осознать насколько все серьезно. Воробьи все так же сидели на ветках, трещали свои песни и для них этот день ничем не отличался от вчерашнего, и ничем отличаться от завтрашнего не будет. Как им повезло, подумал я.
— Вот ты где!
Я повернулся и увидел, что ко мне, добродушно улыбаясь, ковыляет бабушка Катя. Она была очень старой, кто-то даже, може, сказал бы, что он была ветхой, однако двигалась бабуля быстро.
— Господи ты боже мой! — воскликнула она, увидев кровь на камнях. — Пойдем отсюда, деточка! Нечего смотреть на этот кошмар.
Я не возражал.
Потом я сидел, смотрел телевизор, а бабуля что-то лепила на кухне, время от времени бросая на меня сочувствующие взгляды. Я старался не обращать на нее внимания. По телевизору шла передача о каких-то гусях, которые жили на высоких горах. Показывали, как маленькие гусята впервые спускались вниз. Они просто спрыгивали, надеясь, что выживут. Удивительно, но многие выживали. Я не знал, что об этом думать и как к этому относиться.
— Про природу смотришь? — спросила бабуля, немного отвлекаясь от своих дел.
— Ага. – ответил я и выключил телек.
Я ждал звонка. Но телефон молчал. Несколько раз я даже подходил к трубке, проверяя есть ли гудки. Все было в порядке. Потом я закрыл глаза и тихо прошептал: «Великий всемогущий бог, если ты слышишь меня, то, пожалуйста, сделай так, чтобы телефон зазвонил. Аминь». Открыв глаза, я стал ждать. По-прежнему ничего не происходило. Телефон оставался немым.
В какой-то момент, когда я сидел у телефона и ждал, мне вдруг захотелось рассказать бабуле об убитой ласточке…но я боялся. Боялся, что родители просто возненавидят меня. Поэтому я просто продолжил ждать звонка.
И сон опять стал неожиданностью.
Я сидел на деревянном мостике, разглядывая удивительный пейзаж, открывавшийся передо мной. Мост слегка покачивался, убаюкивая меня. И я лег спать во сне, а когда все-таки, ворочаясь, уснул, то открыл глаза и увидел мамино лицо. Она не сияла.
— Привет. — сказал я.
— Привет, сыночек.
Я хотел спросить, где папа и Макс, но передумал. Ей не очень хотелось говорить. Я посмотрел на кухню — бабуля исчезла.
— Сыночек, — вдруг произнесла она, — как это произошло?
Спросила и посмотрела на меня, полными слез глазами.
Раньше мне казалось, что если кто-то спросит, я ни за что в жизни ничего не расскажу, не произнесу ни слова. Но я посмотрел на нее, а в следующий момент, заливаясь слезами, рассказал все, начав с убитой ласточки. Она ничего не ответила, а просто крепко обняла меня и не отпускала целую вечность. Я ничего не понимал.
— Сегодня он открывал глаза. — с легкой улыбкой сказала она. — Хочешь завтра вместе со мной сходить к нему?
— Хочу! Конечно, хочу!
Я ждал завтрашнего дня, как никогда раньше.
Еще дальше
Я был рядом, когда он открыл глаза. Мы были рядом. Мы стояли возле его койки, слушая медицинскую симфонию, создаваемую этими аппаратами и приборами. Если бы не она, здесь было бы тише, чем в подземелье. Когда он открыл глаза, мама охнула. Она приблизилась поближе, почти вплотную, схватит его за побелевшие руки.
— Максим, — прошептала она, словно боялась его разбудить, — это мы, Маским. Ты слышишь?
— Максим, — добавил отец чуть громче. — Ты меня слышишь?
Он не реагировал. Его глаза были открыты, но они казались какими-то мутными, как запотевшее стекло.
— Макс, — произнес я, приближаясь к нему, — это я. Ты слышишь меня, Макс?
— Тише, — шепнула мама, обнимая меня.
Никакого ответа. Он смотрел в потолок, будто увидел там что-то такое, отчего
никак не мог оторваться. Внезапно его губы зашевелились, он открыл рот, но ничего не сказал. У него не получилось. Мама начала всхлипывать и отец сильнее прижал ее к себе.— Что, Максим? Что ты хочешь сказать?