История болезни

 Спокойно пообщаться с блондинкой, которую звали Надя, не давал полноватый менеджер Алмаз. Сначала он довольно мило шутил: называл Карину Карой Делевинь и всячески превозносил ее внешность, но вскоре опьянел и стал очень назойлив. Он неприлично близко подходил и все время находил повод приблизиться ещё, и, вскоре, Карине стало тошно от его липких прикосновений и запаха алкоголя.

 Удалившись в туалет, Карина была неприятно поражена, что на выходе Алмаз снова поджидал ее, преградив дорогу, пошатываясь с раскинутыми руками и пьяной ухмылкой. Попытка обойти его не удалась, он больно схватил ее за плечо. Несмотря на выполнение женской работы, его хватка была по-настоящему медвежьей. Вырваться никак не получалось и молча расшатывая каринино плечо в суставе, они постепенно начали смещаться к чернеющим в темноте зарослям. Алмаз просто вытолкал ее с дорожки своим значительно превосходящим весом. Карина уже решилась изо всех сил кричать, не стесняясь огласки, но подвели каблуки и, провалившись ногой в ямку, она потеряла равновесие и свалилась на спину на хвою и шишки.

– Ага! – Радостно воскликнул Алмаз и подмял ее под себя. Карина в панике стала загребать руками вокруг и схватила какую-то палку. Не раздумывая, она попыталась воткнуть ее в глаз нападавшему, не попала, но поранила ему лоб и веко. Кровь моментально залила ему глаза и сильно испугала. Он откатился в сторону, мыча и прикрывая рану руками. Потом встал и пошатываясь пошёл куда-то к воде, видимо, чтобы промыть раны. Карина быстро вскочила и побежала к машине, чтобы привести себя в порядок и продолжить участие в фуршете, потому что со встречи с клиентами уйти было никак нельзя.

 Пробудившаяся в душе чёрная тень была не удовлетворена, и Карину колотило от возбуждения и злости.

 Возвращаясь вдоль берега к месту празднования она увидела знакомую тушу. Алмаз неуклюже снял свою белую рубашку и чёрные брюки и, очень уж сильно пошатываясь, пошёл купаться. Карина с ненавистью проводила взглядом его заплыв и, вдруг, не издавая ни звука, он пошёл ко дну на совсем небольшой глубине всего в нескольких метрах от берега. Видимо, уклон дна был большой и совсем рядом, под всполохи начавшегося салюта, она увидела, как пару раз с отчаянной скоростью мелькнули над водой толстые руки, и через несколько секунд всплыл большой пузырь. Как заворожённая Карина стояла на берегу, боясь пошевелиться. Потом внимательно, как преступник улики, изучила свой наряд, посветив телефоном, и отправилась на продолжение знакомства с отделом закупок. Тень в душе поликовала и удалилась вполне удовлетворённая.

– Я уже пьяная. Пошли танцевать! – Радостно встретила ее Надежда и сразу потащила в круг, вяло топтавшихся очень нетрезвых людей. Несмотря на хилую нескладную фигуру, Надежда двигалась с изяществом, недостижимым для многих годами упорных тренировок. Карина одним глотком не разобрав проглотила содержимое бокала и поддержала ее. Казалось, что их тела вступили в диалог без слов, сразу поняли друг друга и, по-настоящему, радовались этой удивительной встрече.

 На обратной дороге Анна Александровна была более расслаблена, и Карина решилась заговорить.

– Вроде на позитиве все прошло. Дружелюбные товарищи. Приятно будет работать с ними.

– Сразу не скажешь. Я сама так много раз изображала дружелюбие, что сейчас, мне кажется, не могу по-настоящему чувствовать. Все наши бриллианты только на продажу. – С неожиданной грустью ответила Анна Александровна. Карину передернуло от слова «бриллиант»; она вспомнила большой пузырь, вызвавший медленные круги на чёрной воде при вспышках огней салюта.

 Пустота ночных дорог ввела в исступление демонического цыгана, и автомобиль летел уже совсем с предосудительной скоростью.

 ***

 Благодаря появлению новой сетки, работы заметно добавилось. Карина задерживалась допоздна, постоянно утрясала с экспедицией и с Надей время поставок и сопровождающие документы. Вечерами, выжатая, она не хотела идти домой, а подолгу сидела в машине возле ЦРБ и с волнением буравила жадным взглядом заветное окно. Увидеться никак не удавалось. Иногда она ездила принаряженная и накрашенная, как на праздник, но ее усилия видел только дождь.

 Отражение в зеркале стало постепенно таять, все сгорало в плену этой страсти, только, горящие безумным блеском глаза, становились все больше и чернее. Ночами подушка обжигала пылающие щеки и подолгу невозможно было уснуть. Казалось, что при сомкнутых веках лучезарный образ горит в сознании особенно ярко. Сознание щедро одаряло его всеми возможными достоинствами и, казалось, на свете нет и быть не может кого-то, столь достойного любви.