История болезни коня-ученого

Еще одно принципиальное событие ознаменовало то лето: уже надрессированный выносить на помойку мусорное ведро, я был отправлен мамой в булочную. Надо было протиснуться между прутьями забора казармы музкоманды, дворами выйти на Красноармейскую, а там до бревенчатого домишки булочной оставалось метров 100. Добрался я до нее без проблем, только позабыл, что надо сначала выбить чек в кассе, а уже потом идти с ним к продавщице. Ну, да ничего, добрые люди подсказали, по-моему, даже пропустили без очереди, и я выполнил свое первое боевое задание – купил батон за рубль-35[25]. Сейчас, наверное, только совершенно безумный родитель отправит шестилетнее чадо в булочную без конвоя, даже если надо просто выйти из двора. Но тогда это было в порядке вещей, и я отнюдь не раньше всех был пристроен в семье к делу.

И, наконец, главное, что случилось в тот год, было важнее и крушения авторитета дедушки Сталина, и выполнения первых самостоятельных заданий. Мама решила, что окончательно выздоровела для того, чтобы возобновить работу. У нее были серьезные резоны для этого: она была совсем молода, не утратила интереса к профессии и очень страстно переживала обстоятельство, которое сейчас покажется ничтожным или непонятным. За время болезни у нее истек срок действия паспорта, и в новый, поскольку она не работала, в графу «социальное положение» всадили обидное – «иждивенка». Еще одной причиной, по которой мама стремилась вернуться к работе, было элементарное безденежье, из-за которого отец не раз уезжал на свои электростанции, оставив нам с мамой почти все командировочные.

Перед тем, как выйти на службу, мама решила со мной съездить в гости к старшему брату Пете, служившему в Балаклее в артиллерийском арсенале. По иронии судьбы после войны полковника Петра Костинского назначили туда, откуда весной 42-го он, раненый, чудом выскользнул из окружения, которое заворачивалось над нашими войсками, наступавшими на Харьков.

Та поездка оказалась для меня полной открытий. Уже на станции Балаклея я впервые обнаружил, что на вокзале может не быть перрона, и надо спускаться прямо на землю (даже на большинстве подмосковных дачных станций уже были высокие платформы). Дядя Петя встречал нас на станции на машине с какой-то странной не виданной мной прежде эмблемой – круг, разделенный на четыре части – накрест белого и голубого цвета. В Москве я таких не встречал – там добегали свой путь последние «эмки», улицы заполоняли «Победы» и откровенно передранные с «Опель-Кадета» «Москвичи»[26], появились самые первые «Волги», еще много было на улицах «виллисов» и «студебекеров», а вот такой, как у дяди Пети – не было. Только взрослым я установил соответствие между запомненным мной в детстве знаком и мировой маркой BMW… В Москве почему-то эти трофеи быстро вышли в тираж, а на периферии их бережно холили и лелеяли, и вот – кое-что дотянуло до середины 50-х, спустя минимум 11 лет после того, как их взяли с бою… И телефон у полковника Костинского в квартире стоял не такой, как висел у нас на Нарышкинской на лестнице, – цифр на диске не было, а был такой шпенек. За него надо было подергать диск, тогда на узле связи раздавался звоночек, и телефонист на узле связи говорил: – Алло? И надо было назвать ему номер, с которым хочешь соединиться.

Где-то через неделю после нашего приезда в жизни Балаклеи произошло важнейшее событие – матч между командами арсенала и гарнизона. Трибуны довольно большого стадиона заполнились битком и шумели не хуже московских. Игра была упорной, по-моему, закончилась безрезультатно, но в детской памяти осталось: как же так, играют две армейские команды, а цвета какие-то динамовские – одна команда во всем синем, а другая – для отличия в белых трусах. Я оскорбился – по наивности, а на самом деле, играли в том, что можно было достать – советская текстильная промышленность разнообразием цветовой гаммой не баловала.

Работой, которую нашла мама все на той же Ходынке, была вольнонаемная должность оперативника Главной аэрометеослужбы ВВС. Три дня она ходила на работу, как все нормальные люди, а на четвертый уходила на сутки, а потом день отдыхала. Я часто бывал у мамы на работе, смотрел, как они там составляют карты погоды для военной авиации – красными и синими карандашами разрисовывают контурные карты, показывая антициклоны, циклоны и атмосферные фронты. Мне там можно было постучать на пишмашинке и покрутить арифмометр «Феликс».