История болезни. В попытках быть счастливой

В конце лета я чуть было не стала политиком. После того как магический Кремль забраковал партии СПС Володю Рыжкова в качестве третьего номера в федеральном предвыборном списке, быть этим третьим номером предложили мне. Позвонил, собственно, Гайдар. Отказать которому невозможно.

Сил у меня было немного, но я же заводная! Папа был “за”, мама и неулыбчивый муж – “против”, а я сама страшно сомневалась. Про то, что политика – грязное дело, мне не раз рассказывали старшие товарищи плюс собственный жизненный опыт. Ну а бороться за права? Либерализм, если он настоящий, подразумевает уважение к мнению любых меньшинств. А я ведь по своим убеждениям либерал… Вот и займусь.

От момента моего согласия до звонка Чубайса прошло несколько дней. Формулировок не помню, но смысл был в том, что моя личность таинственных вершителей политических судеб тоже не устроила. “Она – человек Ходорковского. Сунется – посадим”, – прозвучало откуда-то сверху.

– Может, и просто пугают, но грех такой я на себя не возьму, – резюмировал Анатолий Борисович.

Не могу сказать, чтобы я сколько-то переживала по поводу своей несостоявшейся политической карьеры. Скорее и мне, и всем домашним стало легче.

2008

Все в моей жизни было упорядоченно и спокойно. Душа не рвалась никуда. Так случилось, что я слишком рано, где-то около сорока пяти лет, поняла обреченность ранней беспомощности. Смирилась с беспомощностью. Спасала мой душевный покой смерть тех желаний, которые всегда свойственны моему паспортному возрасту. Они, желания, больше не появлялись, не тревожили меня, и я, соответственно, не страдала от невозможности их реализовать. Помните замечательную песню из фильма “Служебный роман”?

Смерть желаний, годы и невзгоды,

С каждым днем все непосильней кладь…

Годов мне было по-прежнему не много, но старость, время, когда ты уже уговорила себя, что больше ничего не хочешь, либо на самом деле успокоилась, уже наступила. Не хотелось новых нарядов, не хотелось нравиться мужчинам, не хотелось простых и обычных человеческих наслаждений. Да и какие обычные телесные радости мне оставались, когда встать самой со стула и пересесть в кресло становилось все труднее? Я начала привыкать относиться к своему телу как к манекену Тело не дарило мне удовольствий. Все удовольствия приходили ко мне через мозг. Только работа, театр, кино, книги, музыка. Вообще-то много! И люди. Люди – главное. Хотя я все еще хорошо помнила, что такое мышечная радость, когда ты проехала летним днем километров двадцать на горном велосипеде. Переключая скорости на руле большим пальцем левой руки, чтобы крутилось все быстро-быстро. Колеса и километры. И так приятно заноют ноги…