История болезни

― Конечно. Ставьте на день рождения своей матери.

― Последние ставки, господа. Ставок… ― он резко бросил фишку на двадцать три… ― больше нет.

Странно, что я никогда не интересовалась, как долго крутится шарик, запущенный дилером, после твердого «ставок больше нет». Если справедливо, что вечность бесконечна, то и несколько секунд, чем не вечность. Все произошло совершенно банально ― шарик в полном соответствии с физическими законами начал тормозить, запрыгал по колесу, и теперь уже в полном соответствии с законом подлости вкатился в ячейку с цифрой 27, вселяя надежду в одних, даря разочарование другим, перекатился в ячейку номер восемь, замер на мгновение, на последнем издыхании еще раз подскочил и лениво и нехотя, наконец, остановился.

― Двадцать три, красное, нечетное.

Можно я не буду цитировать восхищенные и удивленные возгласы тех, кто все это видел? А уж тем более дословно пересказывать содержание победного вопля барина, и все, что говорил мне Иван, неизвестно откуда взявшийся за спиной и теперь быстро уводивший меня из-за стола, где я продолжала стоять, как ни в чем не бывало, совершенно не имея чем оценить масштаб и необыкновенность только что произошедшего.

― А я тебя, всегда за нормального человека держал. Ты, что выпила лишку? Или у тебя «критические дни». ― Иван потный, злой налил мне и себе по внушительной дозе, залпом, забыв все свои манеры, выпил, не замечая, что я даже не притронулась к бокалу, сразу же налил себе еще и таким же глотком выпил. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но видимо не найдя цензурных выражений, способных передать все, что он думает обо мне и всем женском роде в целом, молча пошевелил губами и только безнадежно махнул рукой.

― Твое счастье, Сонечка, что ты баба, да и люблю я тебя.

Барин возник перед нашим столиком вопреки всем своим правилам, но старательно не обращая внимания на Ивана.

― Мадам, откуда вам известен день рождения моей матушки? Откуда вы знали, что выпадет двадцать три?

То, что я позволила себе ляпнуть в ответ, можно объяснить только сильнейшим стрессом или той причиной, которую столь «деликатно» предположил Иван.

― А откуда я знала, что вам сегодня проиграться, что умереть?

А ведь и действительно, откуда? Как там принято диагностировать такие, извините за выражение, «прозрения»? Неконтролируемый прорыв информации из подсознания или сверхсознания? Какая разница все равно никто толком не понимает о чем речь, в сознание. Да, дорогая, выздоравливать надо постепенно. Нагрузки дозировать. Режим соблюдать, а то тебя, выздоровевшую, как раз лечить-то и начнут.

Барин рухнул на свободный стул. Он смотрел на меня с недоумением африканского пигмея, наткнувшегося на самолет у околицы родной деревни. Иван куда-то незаметно испарился, видимо удовлетворенный спокойным развитием беседы. Только его «мальчики» продолжали деликатно маячить на горизонте, старательно выполняя приказ хозяина. Барин, видимо, полностью взял себя в руки. Он поднялся и, склонив голову в изысканном полупоклоне, порода есть порода, не сказал, а именно, произнес.

― Мадам, так как обстоятельства свели нас прежде, чем я имел честь быть вам представленным, то позвольте загладить эту неловкость. Тем более что в силу случая, мне известно ваше прелестное имя. ― он выдержал небольшую паузу ― Позвольте представиться.

На меня, несомненно, накатывал примитивный дамский нерв. «Вот будет класс, если он сейчас произнесет что-нибудь вроде поручик Голицын, или князь такой-то», ― промелькнуло в моей совершенно одуревшей голове. Но лицо само уже натягивало благосклонную, ни как иначе, улыбку, и рука, протянутая мной, была ничем иным, как рукой, протянутой для поцелуя.

― Евгений Петрович, русский одессит с немецким гражданством, временно проживающий в этом благословенном граде, ― с несколько излишней торжественностью произнес мой собеседник и склонился к протянутой руке, и что самое удивительное, не обозначил светский поцелуй, а действительно нежно поцеловал протянутую руку неожиданно мягкими и теплыми губами. Чтобы он ни говорил и как бы себя ни вел, он был благодарен за свою так неожиданно и невероятно спасенную репутацию.

Как прикажете реагировать на такое?

― Госпожа София, ― это был лучший вариант, который первым пришел мне в голову. И я еще раз «милостиво» улыбнулась.

Так вот, дамы и господа, именно этот немецко-подданный, которому я обязана тем, что слухи о моем «ясновидении» широко распространились по игорным домам, как я совсем недавно имела неудовольствие узнать не только нашего города, стоял передо мной, как воплощенная любезность и с вежливым недоумением ждал продолжения. А чего, собственно недоумевать? Сам же легенду распространял, сам за моей спиной о моих чудесных способностях всем по секрету рассказывал. Ну, вот и терпи. Может у меня очередное видение? Тем более что так оно и есть.